28 мгновений весны 1945 года. Иллюстрированная версия - Вячеслав Алексеевич Никонов

чувствовались пораженческие настроения. Неслучайно, что именно командующий войсками СС на Севере Италии Вольф стал инициатором переговоров с союзниками на предмет капитуляции, что и привело к операции «Кроссворд».

Наступление союзных армий в апреле 1945 года имело целью, не в последнюю очередь, подтолкнуть немецкую сторону к скорейшей капитуляции.

15-я группа армий Марка Кларка 9 апреля перешла в наступление на «Готскую линию» по направлению к реке По.

5-я армия США и английская 8-я армия становились все более интернациональными: в них входили 1 – я канадская дивизия, 8-я индийская дивизия, 2-я новозеландская дивизия, 6-я южноафриканская танковая дивизия, 2-й польский корпус, два итальянских соединения, греческая горная бригада, бразильские подразделения и еврейская бригада из Палестины.

Наступление, писал фон Типпельскирх, «началось ударами на обоих флангах, которые привели на Адриатическом побережье, где действовала английская армия, к крупным боям, но вначале увенчались лишь успехами местного значения». Когда 13 апреля стало ясно, что назревает решающий удар и на фронте американской армии, командование группы армий в последний раз обратилось к Гитлеру, чтобы получить разрешение на отход за реку По, и опять тщетно…

Наступление союзников действительно стало стимулом к активизации переговоров о возможности капитуляции немецкой группы армий. Если вы думаете, что после протестов Сталина западные партнеры приказали Даллесу и его команде свернуть контакты с Вольфом, то вы ошибаетесь. Никакого запрета не было (пока). Но об этой деятельности Вольфа, которую он вел во многом на свой страх и риск, узнало его руководство.

17 апреля в Хоенлихене, примерно в ста километрах к северу от Берлина, Гиммлер и Кальтенбруннер предъявили Вольфу обвинения в измене. Тот отбивался как мог. Жесткий разговор длился до полуночи. Понимая, что дело могло кончиться для него совсем плохо, Вольф решился пойти ва-банк. Он сказал, что хочет поехать в Берлин и объясниться с Гитлером. Со стороны Вольфа это был отчаянный шаг – могли и расстрелять на месте.

Тем более что у фюрера было много причин пребывать в очень плохом настроении. 17 апреля американские войска вошли в Нюрнберг, город триумфов Гитлера и съездов нацистской партии.

Когда в Европе был вечер, в Вашингтоне Гарри Трумэн встречался с американскими делегатами на конференции в Сан-Франциско. Представил их госсекретарь Стеттиниус.

Делегация состояла из самого госсекретаря, сенаторов Коннелли и Ванденберга, конгрессменов Блума и Итона, губернатора Штассена и профессора Вирджинии Гилдерслив. Мило побеседовали.

В 10:30 Трумэн начал свою первую президентскую пресс-конференцию. Присутствовало 350 журналистов. Сначала вопросы по делу:

– Не могли бы вы рассказать нам, господин президент, о тех соображениях, которые привели вас к решению не ехать в Сан-Франциско?

– У меня есть компетентная делегация, направляющаяся в Сан-Франциско для переговоров и представления интересов Соединенных Штатов. Я буду поддерживать их отсюда, прямо за этим столом, где сейчас нахожусь.

– Вы ожидаете встречи с господином Молотовым, прежде чем он отправится в Сан-Франциско?

– Да, – ответил Трумэн. – Он собирается сделать здесь остановку и засвидетельствовать свое почтение президенту Соединенных Штатов. Ожидаю.

– Есть ли у вас желание как можно скорее встретиться с другими лидерами союзников – маршалом Сталиным и премьер-министром Черчиллем?

– Я был бы очень рад познакомиться с ними, как и с генералом Чан Кайши. И генералом де Голлем; если он захочет меня видеть, я буду рад. Мне хотелось бы встретиться со всеми главами союзных правительств.

Но цитатой дня, которая облетела всю Америку, стала такая:

– Ребята, если у вас есть привычка молиться, молитесь теперь за меня. Я не знаю, падал ли вам когда-либо на голову стог сена. Но когда мне сказали, что произошло, я почувствовал, как будто Луна, звезды и все планеты разом упали на меня.

Корреспонденты сочли, что новый президент откровенен, не выглядит высокомерным, держится дружественно.

Когда пресс-конференция закончилась, журналисты аплодировали. Такое бывало в Белом доме крайне редко.

У Трумэна отлегло от сердца. Еще одно непростое для него испытание позади. Теперь можно заняться планированием работы.

«В тот день я вел четкий график встреч, чтобы посвятить свое время решению накопившихся организационных вопросов, – писал Трумэн. – Министр иностранных дел России Молотов, министр иностранных дел Франции Видо, президент Филиппин Серхио Осменья и Сун Цзывэнь, министр иностранных дел Китая были приглашены на специальные переговоры в Белый дом в ближайшие дни.

В только что полученной телеграмме от посла Гарримана сообщалось, что Молотов в тот день уже покинул Москву, направляясь по маршруту через Тихий океан. Таким образом, путь до Вашингтона занимал у него на два дня больше времени, чем если бы он пересек Атлантику. Сам Гарриман, прибывший более коротким путем, должен был на следующий день представить отчет о своей последней беседе со Сталиным и отчет о переговорах с заместителем Молотова Вышинским.

В его телеграмме говорилось, что Вышинский сообщил о наличии “большого общественного запроса” на заключение советско-польского договора о взаимопомощи и что такой договор готовится в настоящее время. В ответ Гарриман должным образом предупредил Вышинского, что мировое общественное мнение может истолковать подписание такого договора, до формирования нового польского правительства, как сигнал к тому, что Россия не намерена выполнять ялтинские соглашения. Вышинский, что было типично для России, доказывал необходимость такого договора и утверждал, что крымские решения не исключают его заключения.

Я был встревожен. Это был еще один русский маневр, направленный на то, чтобы добиться своего в Польше, и я решил, что включу его в повестку встречи с Молотовым. В то же время я дал указание Госдепартаменту заявить протест Москве».

Мгновение 7

18 апреля, среда

Доблесть и предательство

Начальник Главного управления имперской безопасности СС обергруппенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер – по поручению Гиммлера – лично и с охраной вез Вольфа в Берлин.

По дороге, улучив момент, когда они остались один на один, Вольф тихо сказал Кальтенбруннеру:

– Если вы начнете меня обвинять перед Гитлером в секретных переговорах или показывать рапорты своих агентов, то я сообщу ему, что уже давал отчет о своих контактах и Гиммлеру, и вам во время своего первого визита в Берлин 24 марта. И тогда вы оба попросили меня не вводить Гитлера в курс дела. Если я отправлюсь на виселицу, то вы будете болтаться рядом.

Шантаж сработал. Кальтенбруннеру пришлось набрать в рот воды. Впрочем, Гитлер уже был в курсе дела. Он пригласил Вольфа в комнату для совещаний в бункере в четыре утра.

Генерал нашел фюрера не столько возмущенным, сколько сильно взволнованным. Он назвал контакт Вольфа с союзниками «колоссальным