У любви в плену - Джилл Шелвис

Зато он был прекрасно виден.

Хлоя улыбнулась и помахала ему, как будто и в самом деле была рада его видеть. На душе у Сойера полегчало, и он сделал усилие, чтобы не представлять себе ее лицо, когда подъехал к дому Дилайлы Голдстайн.

— Что случилось, миссис Голдстайн? — спросил он, стоя перед дверью.

Она посмотрела на него сквозь занавеску.

— Сойер? Это ты, дорогой? Опять забавляешься дверными звонками?

Он вздохнул. Дилайле уже восемьдесят девять лет.

— Нет, мэм. Я теперь шериф, помните? Вы звонили, утверждая, что вам требуется помощь.

— Да, требуется. Я продолжаю слышать пение Фрэнка Синатры по телевизору, когда тот выключен.

Сойер заглянул в гостиную. Телевизор выключен. Синатры не видно и не слышно. Войдя, он сел на корточки перед ТВ, которому было не меньше пятнадцати лет. На поверхности ни пылинки, что требовало определенного таланта.

— Вам нравится Фрэнк Синатра, мэм? — наконец спросил он.

— Конечно. Мой Стен, упокой Господь его душу, любил Фрэнка. Мы каждый день слушали его в это время. Иногда танцевали. — Миссис Голдстайн вздохнула и горестно прижала руку ко рту.

Дав ей минуту, чтобы успокоиться, Сойер сделал вид, будто изучает заднюю сторону телевизора.

— Почему это происходит, как ты думаешь? — прошептала она. — Ты думаешь, это призрак Стена или Фрэнка? Потому что, как бы я ни любила музыку Фрэнка, не хочу, чтобы он оставался в моем доме, наблюдая за мной. Это… ужасно.

Выпрямившись, Сойер посмотрел ей в глаза.

— Это Стен. Не Фрэнк.

— Ты уверен?

— Абсолютно, миссис Голдстайн. И я думаю, что вам следует просто наслаждаться музыкой. А не бояться.

Она улыбнулась ему.

— Ты хороший человек, шериф.

По крайней мере она не сказала «милый».

Ему пришлось остаться на кофе с шоколадным пирожным.

— Ты когда-нибудь собираешься приручить эту необузданную девочку Хлою Трегер и жениться на ней? — спросила она, кладя пирожное в пакет, чтобы он взял его с собой.

Неожиданный вопрос лишил Сойера дара речи.

— Я спрашиваю потому, что Хлоя приезжает сюда, когда меня терзает головная боль. Она массирует мне виски этим чудесным бальзамом, который готовит у себя дома. Он замечательный. И Хлоя замечательная. Она станет великолепной женой шерифа.

Хлоя — жена? Смехотворная мысль, но Сойер не засмеялся. Он знал, что Хлое нужна свобода, не в ее характере быть прирученной. И не в его, чтобы попытаться это сделать.

— Я не гожусь в мужья, миссис Голдстайн.

— Ерунда. Ничего глупее я еще не слышала. У вас, молодых людей, нет чувства романтики. В мое время если парень хотел девушку, то ухаживал за ней, добивался ее. Делал ее своей.

Да, но с Хлоей этот номер не пройдет. Она прямо «обожает», когда ей кто-то говорит, что делать. Сойер направился к выходу.

— До свидания, миссис Голдстайн.

— Ты ведь не имеешь в виду «занимайся собственными делами»?

Сойер поморщился, и женщина засмеялась.

— Послушай, дорогой. Я старая и, возможно, слишком уж сентиментальная, но небезразличная. Не отказывайся от того, что возможно. Иначе, когда состаришься, как я, что будет доноситься из твоего телевизора?

«Металлика» ему вполне подойдет.

На пути к дому Сойер получил сообщение, что в дежурном магазине, ограбленном месяц назад, опять сработала охранная сигнализация. Включив мигалку и сирену, он помчался туда, но увидел хозяина и продавца, которые в ожидании стояли на улице. Когда Сойер вышел из машины, хозяин посмотрел на часы.

— Семь минут, — удовлетворенно сказал он. — Мы только что установили новую охранную систему, и это наш холостой прогон. Отличная работа, шериф. Большое спасибо.

С трудом разжав стиснутые зубы, Сойер напомнил ему, что он не является личным консультантом их магазина и они не имели права звонить без крайней необходимости. Затем он воспользовался случаем и купил себе два шоколадных батончика с начинкой.

Его дом выглядел мрачным и пустым. Ни еды, ни тепла, ни чего-либо хоть отдаленно напоминающего гостеприимство. Сойер прошел через передний двор и вдруг замер при виде Хлои, сидевшей на веранде.

Она была в длинном пальто и высоких, до колен, сапогах, но обхватила себя руками, чтобы не замерзнуть. Сойер тут же поднял ее и крепко обнял, потому что она не была ни мрачной, ни равнодушной. И когда она прижалась к нему, Сойер почувствовал необыкновенное облегчение.

— Ты совсем замерзла. Что ты здесь делаешь?

Хлоя покачала головой и ткнулась холодным носом ему в горло, заставив задохнуться. Открыв входную дверь, он провел ее внутрь, затем включил обогреватель и повернулся к ней.

Она стояла на месте, обнимая себя, и чуть заметно улыбалась.

— Ты когда-нибудь совершал глупость и потом жалел об этом?

Сердце у него болезненно сжалось.

— Я стараюсь не делать глупостей, — осторожно произнес он. — Но это случается. Как и сожаление. В чем дело, Хлоя? Это я? Ты сожалеешь о нас?

— Никогда.

Сойер кивнул, хотя не понял ее.

— Ты и Андерсон?

Глаза у нее расширились. Сначала она выглядела удивленной, потом обиженной.

— Андерсон дал мне двадцатипроцентную скидку на материалы для спа, и я угостила его обедом.

Сойер наконец перевел дух, снова притянул ее к себе и поцеловал. К его удивлению, тело отреагировало так быстро, что он простонал ей в рот.

Хлоя подняла голову.

— Ты помнишь, я сказала, что иногда должна чувствовать? И тогда я совершаю глупости вроде прокола соска.

Он скользнул по ней взглядом, проклиная чертово пальто.

— Ты обиделась?

— Нет.

Хлоя расстегнула пуговицы и скинула пальто. Оказалось, что под ним она была совершенно, восхитительно нагой. А ее красота лишила Сойера не только речи, но и разума.

— Добро пожаловать на мою последнюю глупость, — прошептала она с неуверенной улыбкой. — О, и ты, должно быть, знаешь, что я способна вынести холод.

Сняв рубашку, Сойер потянулся к ней в тот момент, когда она прыгнула на него и сжала ногами его бедра. Он понес ее в спальню, уложил на кровать и отошел, чтобы избавиться от пистолета, телефона и одежды, на что у него ушло пять секунд. «Дева Мария, пусть этой ночью не будет аварий», — подумал он.

Ему очень не хотелось снимать с Хлои сапоги, но когда она задрожала, Сойер неохотно стянул их, накрыл ее одеялом и присоединился к ней.

— Первый шаг. Мы сохраняем тепло.