На днях землетрясение в Лигоне - Кир Булычев

Тяжелые сапоги застучали по коридору. Я отпрянул от двери, она распахнулась, и солдаты втолкнули нового пленника. Это был князь Урао, его, видно, подняли с постели – он был в красном стеганом халате, подпоясанном поясом с кистями.

Появление князя столь удивило меня, что я забыл о надвигающемся бедствии. Мы наконец сравнялись в правах. Нет, я не злорадствовал, во мне проснулся философ. Где твоя спесь, князь Урао, который заставлял меня, бедного мальчишку, давать ему списывать контрольные работы и избивал в уборной миссионерской школы, если я осмеливался ему не подчиниться? Где твоя спесь, князь, который третировал меня, словно мальчика на побегушках, полагая, что я, гордый наследник брахманов, принимаю эти унижения как должное?..

Глаза князя привыкли к темноте. Он сидел на койке, словно проглотил длинный шест, и его птичья взлохмаченная голова медленно поворачивалась, как у грифа, попавшего в клетку.

– Ты здесь, Матур? – спросил он без всякого выражения.

– Да, князь, – сказал я. – Мы с вами здесь. И мы равны.

– Равны ли? – спросил князь. Он подумал немного и добавил: – Нет, мы с тобой не равны.

Я внутренне улыбнулся.

– Вас арестовали военные? Вы пытались помешать эвакуации?

– Какой эвакуации?

За решеткой светлело, и я разглядел, что у князя мутные, пьяные глаза, словно он не понимает, что происходит.

– Но ведь будет землетрясение?

– Я член высшей палаты парламента, – сообщил он мне доверительно. – Я пользуюсь парламентской неприкосновенностью.

– Вы сообщили об этом майору Тильви?

– Он жестоко поплатится.

В голове князя не было убежденности. Ничего не было, пустой голос человека, который смотрит на рушащийся вокруг мир и не осознает, что сам он – часть этого мира.

– Отец Фредерик умер, – сказал князь, запахиваясь потуже в халат: в камере было прохладно. – Мы скорбим об этом.

Я не понимал, к чему он это говорит. Ну, умер миссионер. Надо же было ему когда-нибудь умереть.

– Это наркотики? – спросил я. – Они перехватили груз?

Князь поманил меня пальцем. Я приблизился.

– Меня скоро освободят, – сказал он шепотом. – Но не смей доносить об этом. Меня все предали. Но ты не посмеешь.

– Я не намерен вас продавать, – сказал я. – Я всегда оставался вашим верным другом.

– Знаю, знаю, – отмахнулся князь и продолжал шепотом: – Мои люди сейчас спускаются с гор. Я уеду с Лами в Европу. У меня капиталы в Швейцарии. Мне больше нечего делать в этих диких горах. Лами ждет меня. Только тише, никому ни слова…

ЛИГОН БРИГАДИРУ ШОСВЕ СРОЧНО ИЗ ТАНГИ 7:40

ПЕРВЫЕ ПАРТИИ ЭВАКУИРОВАННЫХ ДОСТИГЛИ МОШИ

ЖДУ ВТОРУЮ КОЛОННУ МЕДИКАМЕНТЫ ВЕРТОЛЕТ ОБЕЩАННЫЙ ИЗ МЕТИЛИ

ПРЕСЕЧЕНА ПОПЫТКА КНЯЗЯ УРАО ВЗОРВАТЬ ДОРОГУ К ТАНГИ МОСТ

МЕХАНИЧЕСКИЕ

МАСТЕРСКИЕ У ТАНГИ ЗАДЕРЖАНЫ ГРУЗОВИКИ С ГОРЦАМИ ПЛЕМЕНИ КХА ШЕДШИЕ В

ГОРОД ПОДДЕРЖКУ КНЯЗЮ УРАО КНЯЗЬ УРАО АРЕСТОВАН

ТИЛЬВИ КУМТАТОН

Староста пришел, когда уже взошло солнце. Он был в выцветшем армейском мундире с тремя медалями на груди. Махакассапа был недоволен его опозданием и что-то строго выговаривал здоровяку. Тот оправдывался. Потом Махакассапа сказал:

– У старосты свои счеты с Па Пуо. Вчера он не посмел спорить с капитаном Боро. Если они за ночь не ушли дальше.

На прощание я еще раз попросил Махакассапу после полудня покинуть дом. Тот только улыбнулся.

На монастырском дворе, под деревьями, сидели в ряд с десяток крестьян из деревни. У двоих из них были длинные, по-моему капсюльные, ружья, остальные были вооружены бамбуковыми копьями. За поясами у них были заткнуты чуть изогнутые ножи. При виде этой маленькой армии у меня отлегло от сердца.

Совсем уж неожиданное подкрепление мы получили, когда наш отряд вышел из ограды монастыря. За оградой стоял «джип», в котором сидел сержант Лаво. При виде меня сержант Лаво состроил такую зверскую рожу, что я предположил, что сейчас меня скрутят и отправят в Танги, чтобы я не занимался самостийной охотой на контрабандистов. Но оказалось, Лаво решил, что я собрался по холодку проверить приборы в роще, и сел в «джип», чтобы меня сопровождать.

Не доезжая до сосновой рощи, мы свернули в заросли на тропу. В одном месте мы пересекли низинку, где по сырой земле протекал ручеек. Там я увидел следы легковой машины. Все правильно, здесь вчера проезжал князь Урао.

Минут через пять пришлось оставить «джип». Крестьяне, громко разговаривая и смеясь, гурьбой пошли вверх. Вряд ли я смог бы втолковать, что надо быть осторожными. Мы имеем дело с профессионалами. Я завидовал Лаво, у которого был автомат. Я чувствовал себя беззащитным, но я принадлежал к этому веселому войску. И когда один из крестьян хлопнул меня по плечу и предложил толстую, в кукурузных листьях, сигару, я раздал оставшиеся у меня полпачки «Шипки» – и боевой союз еще более укрепился.

– Эй! – крикнул ушедший вперед сын старосты, который столько раз перевозил нас на остров. И сразу все замолчали.

Лаво, пригнувшись, перебежал к сыну старосты. Впереди кусты расступились, неподалеку поднималась серая скала. Все смотрели вправо. Меня подмывало подойти поближе, и я даже сделал шаг в ту сторону, но вдруг услышал хлопок выстрела и увидел, что Лаво и сын старосты присели в кусты. Лаво дал очередь из автомата. Староста крикнул что-то крестьянам, затрусил к кустам и стал пробираться сквозь них, звеня медалями. Лаво дал еще одну очередь из автомата. Никто не ответил. Он выпрямился, сделал шаг вперед, но тут же новый выстрел заставил его отпрянуть. Не знаю, сколько времени прошло в этой непонятной мне перестрелке. Ни Лаво, ни другие не выказывали желания двигаться вперед. Вдруг справа раздался гортанный крик.

– Пошли, – сказал Лаво. Он выпрямился и смело вышел на открытое пространство.

Мы прошли метров сто по тропинке под самой скалой и увидели старосту. Он сидел на большом плоском камне. Я огляделся. Никаких пещер, никаких контрабандистов.

Увидев нас, староста поднялся и пошел вперед. И только поравнявшись с камнем, я вдруг увидел, что за ним, вытянувшись во весь рост, лежит человек. Он лежал, отвернув от меня голову, словно его сморила усталость, но около головы гравий потемнел от крови. Крестьяне проходили, не глядя на него, словно он был плодом моего воображения. У старосты в руках был новенький автомат.

Тропинка шла по густому кустарнику, поднимаясь все выше. Потом староста отвел куст в сторону, и я увидел низкий вход в пещеру. Староста заглянул внутрь и крикнул. Голос его отразился от скалы и вернулся. Лаво отцепил от пояса фонарь и посветил внутрь. Пещера уходила глубоко в гору. На каменном полу лежали смятые пожухшие ветви – видно, на них спали. Луч фонаря задержался на нескольких окурках, на забытой веревке, на кучке углей.