Инструментарий человечества - Кордвейнер Смит

– Не человек-кот… – изумленно пробормотал С’иго в стороне.

– Ш-ш, – ответила ему К’мелл. И сказала Роду: – Говори. Заявляй свои права.

– Компьютер, – произнес Род, – запиши это имя: Родерик Фредерик Рональд Арнольд Уильям Макартур Макбан сто пятьдесят первый со Старой Северной Австралии. Записал?

– Ответ утвердительный.

– Ты принадлежишь мне, центпьютер?

– Повторите. Повторите.

– Центпьютер, я тебя купил?

– Очевидно, это невозможно, но данная машина проверит. Нет, вы не покупали данную машину.

– Ты знаешь, где я, центпьютер?

– В закрытой мастерской Инструментария.

– Мне принадлежит Землепорт?

– Ответ утвердительный.

– А эта комната тоже принадлежит мне?

– Ответ утвердительный.

– Я нахожусь в ней.

– Переформулируйте инструкцию. Данная машина не может ее выполнить.

– Я забрал эту комнату у Инструментария и верну ее лордам Инструментария, когда сочту нужным.

– Это невозможно. Данная комната принадлежит Инструментарию.

– А я, – заявил Род, – выше Инструментария. Скажи им держаться подальше, пока я не закончу.

– Инструкция невыполнима. Согласно записям данной машины вы владеете Землепортом, Инструментарий продал вам его целиком, включая комнату, в которой вы находитесь. Следовательно, комната принадлежит вам. Также в данной машине запрограммирована основная команда, что выше Инструментария ничего нет. Данная машина вынуждена обратиться к вышестоящему органу. Роботам-полицейским прикажут не приближаться к вам, пока информацию данной машины не исправит или не подтвердит вышестоящий орган.

Динамик щелкнул, и центральный компьютер отключился.

– У тебя проблемы, – сообщила К’мелл. Ее зеленые глаза, иногда такие яростные, изучали Рода с мягким снисхождением; он видел, что она чрезвычайно гордится им, хотя и не знал почему. Ее предупреждение было зловещим, однако в ней самой не чувствовалось страха, лишь новообретенная уверенность, что он их отсюда вытащит.

Сидевший на полу О’гентур спросил C’иго:

– У тебя есть кокосы, изюм, лущеные орехи или ананас, человек-собака?

– Прости его за грубость, коллега С’иго. Он очень устал и голоден.

– Все в порядке, – ответил С’иго. – Ничего этого у меня нет, хотя в холодильнике найдется отличная сырая печень и ассорти костей. Мой хозяин, лорд, оставил кастрюльку с какао, которое я могу подогреть для тебя, животное. Хочешь?

– Что угодно, что угодно, – радостно согласился О’гентур.

– Теперь я повидал в жизни все, – провозгласил С’иго с отчаянным самообладанием, доставая какао, чтобы подогреть. – На мою тайную комнату нападают, сама знаменитая К’мелл наносит мне визит, человек-кот отдает приказы центральному компьютеру, а мне приходится кормить в моей мастерской животное. Подобные вещи случаются нечасто. Верно, мадам К’мелл?

– Мы пришли сюда, потому что мой друг пожелал услышать вашу музыку, – быстро и учтиво ответила К’мелл.

– Она вам нравится, – улыбнулся С’иго. – Мне тоже. Это тайная музыка, и я не уверен, что ее когда-нибудь рассекретят. Мой хозяин, лорд Ингинтау, пожелал, чтобы я отыскал самую последнюю песню, спетую в Нью-Йорке.

– Это был город, верно?

– Самый большой на этом континенте. Когда Нью-Йорк был разрушен, существовали различные примитивные электронные передающие станции, причем одни передавали изображения, а другие – только слова и музыку. Поисковые роботы в космосе записывают все потенциально поддающиеся расшифровке сообщения из того периода Первой гибели, и, я полагаю, поиск можно сузить до трех песен. Вы слышали Ignoraba Yo – смесь аглицкого с испанским, в стиле, который назывался боп. Насчет следующей я не уверен, потому что у меня есть большая часть мелодии, но из слов сохранился только припев. Я попросил помощницу, девушку-собаку, спеть, пока я играю на фортепиано, и записал ее только на прошлой неделе. Хотите послушать?

– Затем я сюда и вломился, – весело ответил Род.

Музыкант С’иго положил ладонь на пустой участок стены и произнес:

– Сорок седьмая, пожалуйста.

Комнату мгновенно заполнила безумная, привязчивая «фортепианная» музыка, искусно исполненная. Чрезвычайно мелодичная, она была стремительной, неожиданной, забавной и причудливой. По севстралийским стандартам эту песню сочли бы распутной, подумал Род, иначе это была бы не Старая Северная Австралия. Так пела Древняя Земля, умирая первой из сотни смертей.

После предварительных ла-ла-ла ла-а-а-ла женский голос трижды пропел незатейливый припев на великолепно поставленном древнем аглицком языке, неотличимом от того, на котором изъяснялись говорящие книги в семейном хранилище тайных сокровищ Рода:

– Забавно, но бессмысленно, – сказал Род. – А третья песня?

– Это старинная диковинка, предшествующая падению Нью-Йорка. Я полагаю, она может иметь какое-то отношение к общественным развлечениям, которые назывались кадрилью, или контрдансом. Понятия не имею почему. Возможно, болотники позаимствовали это слово из другого языка и другой культуры.

– Это им принадлежал Нью-Йорк? – спросил Род.

– Именно, – ответил С’иго.

– И они построили те удивительные наземные дороги, которые люди видят всякий раз, когда смотрят на Землю из ближнего космоса?

– Верно, – улыбнулся С’иго. – Они были дикими, талантливыми, своенравными людьми. Так ты хочешь услышать третью песню? Я сам сыграю и спою ее тебе. Я только что закончил аранжировку.

Он сел за фортепиано, взял несколько аккордов и запел:

Колокольчик

– Все-таки та песня, которую я услышал у твоей двери, нравится мне больше всего, – вздохнул Род.

На чисто выбритом лице С’иго расплылась широкая улыбка. Род поразился тому, что собаку можно сделать настолько похожей на человека. Не считая бледности от жизни взаперти, телосложением и манерами С’иго ничем не отличался от знакомых Роду людей.

– Ты слышал запись моего голоса, – сказал музыковед. – Хочешь послушать, как поет моя помощница? Она очень талантливая девушка. Может петь контральто и сопрано.

– Сопрано, – быстро и внезапно произнес О’гентур.