Ловушка для Грейси - Кэтти Уильямс

Первым делом она упаковала свои вещи, бросая их как попало в чемоданы, которые она так и не удосужилась заменить и которые казались еще более ненадежными, чем раньше.

Работа быстро спорилась. В последние месяцы она накупила довольно много одежды, но не приобрела ничего громоздкого. Сейчас она благодарила бога за это, так как в ее чемоданах не оставалось места ни для чего другого.

Она понимала, что должна будет рассказать о своих планах Дженни, и сделала это с тяжелым сердцем.

– Но ты не можешь так поступить, Грейси! – плакалась она в трубку. – Я хочу, чтобы ты была со мной, когда родится ребенок!

Грейси нахмурилась. Она ожидала этого события почти с таким же нетерпением, как ее сестра, и ей было больно оттого, что она не сможет в эти первые мгновения побыть с племянницей.

– Я приеду, – сказала она неуверенно. Когда я смогу думать о Моргане рассудочно, добавила она молча для самой себя. – Ты же знаешь, что Лондон это не край света!

Положив трубку, она поняла, что последний шаг сделан. Отступать некуда, даже если бы она и пожелала дать обратный ход.

Она объяснила причину своего внезапного отъезда из Нью-Йорка лишь в общих чертах, чтобы, с одной стороны, оградить сестру от ненужных волнений, а с другой – защитить себя. Она не очень-то разбиралась в медицине, но знала, что беременных женщин надо оберегать от эмоциональных потрясений. Кроме того, она всегда может написать ей письмо и рассказать всю правду, когда ее боль утихнет. Остальная часть дня прошла в каком-то тумане, как при замедленной киносъемке. Во всем чувствовалась какая-то нереальность. Это ее поражало. Она расставалась с единственным человеком, которого она любит и будет любить, но она была как будто в оцепенении и не испытывала никаких чувств.

Утром следующего дня она позвонила на работу и поговорила с одной из других секретарш, которая сказала ей, что Морган на встрече за завтраком с клиентами.

– Вы не могли бы передать ему, что я не буду сегодня на работе? У меня что-то не в порядке с желудком. – И тут же она добавила:

– И если меня не будет завтра, то по той же причине, но я обязательно приду в среду.

– Обязательно передам. – В трубке слышно было, как она жует. Интересно, что кушает Катя на этот раз. Казалось, что Катя ест всегда, хотя она обладала на зависть изящной фигурой. От мысли о еде Грейси стало нехорошо. Какая стандартная реакция, цинично подумала Грейси, кладя трубку. Не может есть, не может спать, что же дальше? И все из-за человека, который, по всей видимости, в свое свободное время даже не задумывался о ней.

Она добралась на такси до аэропорта Кеннеди и сумела взять билет на значительно более близкий рейс, чем ожидала. По-видимому, в последнюю минуту кто-то отказался от билета, и Грейси попала на это место.

Садясь в самолет менее чем через два часа, она чувствовала себя в положении беглеца.

Почему? Это известно только одному господу богу, подумала она. Неужели она предполагает, обернувшись, увидеть несущегося к ней со всех ног через весь аэровокзал Моргана с цветами в руке и словами вечной любви на устах? Так бывает только в сентиментальной рекламе и детских мечтаниях.

Она успокоилась только тогда, когда самолет оторвался от земли. Очень тучный бизнесмен, сидевший рядом с ней, пытался завести разговор, но Грейси отвечала на его вопросы с таким явным отсутствием энтузиазма, что он наконец уткнулся в газету, оставив ее со своими мыслями. А мысли к ней приходили нежеланные и уходить не собирались.

Она говорила себе, что все пойдет своим чередом и что со временем этот отрезок жизни забудется и она двинется вперед. Она не первая страдает от разбитого сердца. Это не смертельный случай.

Перед началом показа кинофильма от недостатка сна и измотавших ее переживаний Грейси почувствовала сонливость.

Она забылась в беспокойном сне и проснулась только тогда, когда пилот объявил, что самолет приближается к Хитроу.

Лондон, казалось, ничуть не изменился. Даже облака были все того же матово-серого цвета, который приезжие считали неотъемлемой частью погоды в Англии. Садясь в самолет перед вылетом в Нью-Йорк, она оставляла позади серое небо, а теперь возвратилась к нему. Казалось, что минувшие месяцы не более чем сон, но безмолвная боль в сердце была слишком сильной, и забыться она не могла.

Лондон, возможно, и остался таким же, но зато сама Грейси чувствовала, что стала на несколько лет старше. Она уезжала в Нью-Йорк собранной и даже несколько холодноватой молодой женщиной. Вся ее жизнь была четко пронумерована и разложена по полочкам, и места для непредвиденного не оставалось. Между ее стройным прошлым и беспорядочным настоящим не было никакого сходства.

Перед вылетом из Америки она предусмотрительно позвонила своим агентам по недвижимости, предупредив их о том, что очень скоро возвращается в свою квартиру, и просила подыскать какое-нибудь другое место для своих жильцов. Женщина, с которой она разговаривала, оказалась не в восторге от возникшей ситуации, но в конце концов была вынуждена смириться. Возможно, по тону голоса Грейси она поняла, что, как бы это ни было огорчительно, другого выхода нет.

Когда черное такси остановилось у ее дома, Грейси опасалась, что, войдя в квартиру, застанет там массу незнакомых лиц, так как не оставила своим жильцам времени на то, чтобы освободить помещение, но, открыв входную дверь, она попала в пустые комнаты.

Она сгрузила все свои сумки и чемоданы, прошла через комнату к окну и уставилась невидящим взглядом на улицу, не зная, что делать дальше.

У нее было тяжелое, гнетущее чувство. Она понимала, что должна начинать строить свои планы и в первую очередь устроиться на службу, но, как только ее мозг включался в работу, он тут же начинал идти по неприятному пути – перед глазами появлялись тревожащие и несвязные обрывки воспоминаний о Моргане и о вещах, о которых ей не хотелось думать.

Куда девалась ее логика, которая ей сейчас была нужнее всего? – спрашивала себя Грейси. Никакой от нее пользы, это ясно. К тому же она чувствовала, что у нее нет сил следовать ей. Она тяжко опустилась на диван и закрыла глаза.

На нее нахлынули воспоминания о Моргане, и она не пыталась отгонять их до тех пор, пока не почувствовала, что в ее сознании не осталось ничего, кроме ярких и болезненных представлений о нем. Она попыталась представить себе, как он отреагировал на ее отъезд.

Он был, конечно, ошеломлен, она это понимала, но вместе с тем, вероятно, испытал и некоторое облегчение. В конце концов, ведь поставила же она его перед необходимостью взять на себя какие-то обязательства перед ней, а это ему было меньше всего нужно. Это гарантировало преждевременную кончину любых отношений с ним.

Уехав, она, по крайней мере, уберегла их обоих от неизбежной и мало приятной развязки.

Она забывалась беспокойным сном, а какая-то часть ее сознания подсказывала ей, что она не должна спать, когда чемоданы стоят нераспакованными и надо приводить в порядок квартиру. Да что там квартиру – всю жизнь!