Слишком много любовников - Анна и Сергей Литвиновы

– Нет-нет, я никак не могу.

– Что такое?

– Я не свободна. И мне совершенно не нужно, чтоб завтра на всех кухнях Сольска обсуждали мое персональное дело. Город у нас маленький.

– Кольца вы не носите.

– Это ничего не значит. Как пишут в соцсетях, мой статус: в отношениях.

Вот облом! С начала этого дела я встречался со многими женщинами, и впервые мне захотелось не просто секса, как подступало пару раз с Зоей, а чего-то большего. И, как назло, именно та, на которую я по-настоящему повелся, отказывала мне столь решительно и бесповоротно.

– «В отношениях»! – с деланым легкомыслием воскликнул я. – Кому это мешало!

– Мне – мешает, – сказала Василиса со всей серьезностью.

– Да бросьте, – начал уговаривать я, – посидим где-нибудь, я расскажу вам московские сплетни и о своей нелегкой детективной работе – это ведь вас ни к чему не обязывает!

– Об этом не может быть и речи, – отрезала она.

– Тогда остается дружить с вами в пресловутых соцсетях, – вздохнул я.

– Это не возбраняется, – улыбнулась мне в ответ Василиса. И встала. – Мне пора.

Словно вежливый хозяин, я проводил девушку до выхода со двора.

А когда мы распрощались, навстречу мне попался Александр Степанович: воодушевленный, он тащил в пакетике очередную бутылку и нехитрую снедь. Запашок от него шел приличный – к трем утренним рюмкам он явно добавил еще не одну. Я сразу спросил у него, что он знает о девушке по имени Мария Харитонова, бесследно пропавшей из города в середине девяностых. Странно, но он этой истории не слыхал. Протянул:

– О, таких девушек пропащих в девяностые множество было. Да и сейчас случаются.

– Можете узнать для меня, где живут ее родители? Или другие родственники?

– Попробую, благодетель ты мой! А сейчас пойдем в дом, время обеденное, я пельмешек сварю.

Возвращаться в квартиру и сидеть с ним мне совсем не улыбалось, поэтому я отбоярился делами и вышел со двора.

Время и впрямь близилось к обеду, и в кафе «У тещи на блинах» в том же доме на улице Радищева я схарчил пару блинчиков с ветчиной и сыром. Выпил кружку кофе.

Хоть я и прикинулся в разговоре с квартирным хозяином страшно занятым, что делать дальше, я не знал. Беседа с Василисой принесла мне, возможно, какие-то зацепки – но они относились к делам давно минувших дней. И к женщине по фамилии Евхаривцева. Но при чем здесь, спрашивается, Алена Румянцева, ее исчезновение, ее таинственный сообщник и пропавший Влад?

Я вышел из кафе на бульвар и решил пройтись. На ходу мне всегда лучше думается – если можно назвать столь высоким словом вялое копошение мыслей под черепной коробкой.

Я выбрался на проспект Мичурина и пошел по нему не к реке, а в противоположную сторону. Довольно скоро я достиг просторной площади, в одном углу которой каменный истукан указывал рукой вперед, к победе коммунизма, а в другом возвышался пресловутый Желтый дом, упомянутый вчера моим квартирным хозяином, – в прошлом, вероятно, обком партии, а ныне – областная администрация. От площади, помимо проспекта Мичурина, отходило еще три улицы, и название одной из них – тихой, усаженной тополями – показалось мне знакомым: Октябрьская. Я напряг память и понял, что сегодня утром прочитал о ней в Римкиных файлах. Номер дома, равно как и номер квартиры, я тоже помнил (о своих мнемонических правилах я ведь уже рассказывал). И я решил: а почему бы и нет?

Многоквартирный дом, в народе именуемый «дворянским гнездом», действительно находился на расстоянии пешего хождения от обкома-администрации. Вроде бы дом как дом – одноподъездная многоэтажка. Правда, кирпичная. И лишь внимательный взгляд мог заметить, что межоконное расстояние здесь явно больше, чем в обычных панельках, – стало быть, потолки высоченные. И окна вакуумные, но не пластиковые, а с дубовыми переплетами. И тихий двор со всех сторон обнесен высокой прозрачной изгородью, за которую простым-обыкновенным гражданам доступа нет. Для автомобилистов – автоматические ворота, для пешеходов – калиточка, снабженная домофоном.

Номер квартиры я тоже помнил, поэтому нажал его.

– Слушаю, – раздался хрипловатый женский голос. Такие властные голоса обычно не принадлежат прислуге или бедной родственнице.

– Валентина Петровна? – осведомился я.

– Ну и?

– Меня зовут Павел. Я частный сыщик, из Москвы. Я работаю на вашего мужа. И хотел бы с вами поговорить.

После минутного размышления калитка щелкнула. Как я понял, это означало приглашение войти.

Быстрый бесшумный лифт с зеркалами вознес меня на шестой этаж.

Дверь в квартиру оказалась приотворена.

В моей последней практике два подобных вхождения в приоткрытые двери заканчивались лицезрениями мертвого тела: сначала мужа Алены – Зюзина, потом – Вячеслава Двубратова. Но история, как известно, мало кого чему учит. Меня – так точно нет. Поэтому я постучал в косяк и, не дожидаясь ответа, вошел.

Но в этот раз судьба меня хранила. На первый взгляд. Потому что взору моему предстала – в просторном холле, на безупречно отлакированном наборном паркете – женщина лет сорока, в спортивном костюме, но с идеальным макияжем.

– Вы Павел? – она смерила меня взглядом. – Частный сыщик?

– Да, это я.

Кругом лучились зеркала, помещение освещала изысканная люстра – похоже, муранского стекла. Спортивный костюм на женщине тоже был не какой-нибудь «Адидас», а (спасибо Римкиным урокам, я определил) «Джуси кутюр». Огромный портрет в золоченой раме изображал двух прилизанных деток в форме какой-то элитной гимназии или заграничной частной школы: мальчик и девочка, шерстяные костюмчики, галстучки, гербы заведения.

– Это наши с Мишей детки, – заметила женщина. – Никас Сафронов писал.

– Прекрасный портрет, – воспитанно похвалил я.

– Пойдемте, Павел, на кухню, чайку попьем, – с несколько капризными интонациями и по-псевдомосковски упирая на «а», пригласила меня дама: получилось «па-айдемте» и «па-апьем». Она профланировала мимо меня, и я ощутил отчетливый запах свежего спиртного – не столь сильный и не столь кондовый, как у моего Александра Степановича, но все-таки. Я последовал за дамой на кухню. Служебное помещение оказалось роскошным: по площади – метров чуть не двадцати, с окнами эркером, барной стойкой и бытовой техникой «Миле».

Дама обернулась ко мне лицом. Выглядела она ухоженно, но не с перебором, как супруга Влада. Может, у нее пластический хирург был лучше. Но всего в ней показалось мне в меру: и морщинок, и ботокса. И глаза не такие мертвенные, что-то в них лучится – а может, воздействует алкоголь. И маникюр свежий, аккуратный и невызывающий, пастельных тонов (до конца жизни я теперь, что ли, обречен – благодаря Зое – обращать внимание на дамские пальчики?).

– Давайте, Павел, водочки выпьем, – вдруг предложила хозяйка.