Шотландия. Земля кланов - Сэм Хьюэн

«Кроваво-красный», – думаю я с недобрыми предчувствиями.

После краткой фотосессии и паузы, чтобы дать возможность моему другу по Тур-де-Йоркшир[79] перевести дыхание, мы пересекаем подъёмный мост к замку. Я всё ещё нетвёрдо держусь на ногах и слегка брежу из-за недосыпа и повторных дублей велогонок на холме, и потому оступаюсь и чуть не падаю, когда Грэм в шутку толкает меня к краю моста. «Осторожнее!» – ехидно гавкает он, читая девиз Кэмпбеллов из Кавдора (когда-то бывший девизом клана Калдер), высеченный в камне над опускной решёткой. У этого замка сомнительная репутация, так что я буду начеку.

Старинный укреплённый замок с башенками был построен в 1545 г. Уильямом Калдером вокруг легендарного падуба. Кэмпбеллы не появлялись на сцене до XVI века, и именно тогда они прибавили себе «из Кавдора» и похитили в процессе маленького ребёнка (подробнее об этом позже…).

Глубоко увязшие в предрассудках, мифах и баснях, мы готовы ко встрече с самой леди Кавдор, которая, согласно Шекспиру, вовсе не милая дама, которой можно доверять. Но всё же, до того как умереть от рокового удара ножом или выпив из отравленного кубка, мы, ожидая её прибытия, оказываемся в кафе во внутреннем дворе замка, где Грэм унюхал латте ещё за сотню ярдов. Мы делаем заказ на стойке. «Что-нибудь ещё?» Я поднимаю глаза от исходящей паром чашки горячего кофе и… мне приходится проморгаться и посмотреть ещё раз. Длинные тёмные волосы, улыбающиеся глаза, пышный бюст. Это что?.. Быть не может. Мы же почти за две сотни миль от Гленко. Далила? Бред какой-то. Я испепеляю её взглядом. Кажется, моё сознание выкидывает шуточки. Но это не бедная милая Далила, а, боюсь, её мать – Гленн. Потому что куда отправляется Далила, туда же следует и Гленн.

«Она выглядит подозрительно похожей на…» – шепчет Грэм в сторону, а в руке его огромный овсяный кекс уже почти раскрошен на мелкие кусочки. Крошки падают с его бороды, пока он пялится на пышную баристу. «Может, её родственница? Ну, знаешь, как бывает в маленьких городках», – он отступает к стулу в дальнем углу кафе. Я подмигиваю девушке и выдаю свою самую лучшую улыбку. «Скажите, если вам ещё что-то понадобится. Что угодно», – говорит она, убегая, чтобы заново наполнить витрину пирожными. Я делаю огромный глоток американо и жду, пока кофеин доберётся до моих глаз.

Внезапно пара огромных рук хватает меня сзади за талию, и я быстро поворачиваюсь, готовый дать отпор поползновениям безумного матриарха, каким-то чудом исхитрившись не пролить свой драгоценный кофе. Звуковик Мерлин прикрепляет микрофон к моему поясу. «Немного нервничаешь сегодня?» – спрашивает он, продолжая шебуршать где-то у меня на заднице. Возможно, это акт возмездия за утро, проведённое взаперти в туалете фургончика за записью наших беспорядочных мемуаров и всех шекспировских монологов Грэма. Не говоря уже об ухабистой дороге.

«Леди Кавдор встретится с вами сейчас», – объявляет Мишель, исчезая столь же стремительно, как и появилась, будто пройдя прямо сквозь стену. Я делаю глубокий вдох, залпом осушаю остатки моего кофе и начинаю подниматься по винтовой лестнице. Краем глаза я замечаю что-то рядом. Оборачиваюсь, но тут никого. Позднее я узнаю, что в замке Кавдор обитают два призрака: первого графа Кавдора и молодой леди в синем бархатном платье, у которой нет рук. Одна мысль об этом вгоняет меня в дрожь.

Потрясающая хозяйка замка, леди Кавдор, выдаёт съёмочной команде указания, а именно какие бесценные древности им трогать строго-настрого запрещено. Она высокая, утончённая и харизматичная; Грэм перед ней просто хихикающий школьник. Вот она начинает говорить, и мы оба теряемся в её очаровании.

Когда мы наконец пересекаем ров под геральдическим щитом Кэмпбеллов из Кавдора, нас приветствует владелица замка. Не миссис Макбет, но вдовствующая графиня Кавдор, леди Анжелика, которая заставила нас ждать, потому что мыла руки[80].

Она – великолепная хозяйка с безупречно чистыми руками. Её супруга, шестого графа/тана, более нет с нами, и я с трудом удерживаюсь от искушения задать вопрос, не был ли причастен к его гибели некий Макдуф. А она сама из Богемии – той, что в Чехии. По-настоящему красивая женщина. Думаю, и я, и Сэм, да и все остальные участники нашей съёмочной команды (неважно, мужчины или женщины) просто влюбились в неё. Но, конечно, раз она вдовствующая графиня Кавдор, то дело не обходится без вражды. В данном случае, между нею и её пасынком, седьмым графом, в непрекращающемся споре относительно завещания её покойного мужа. А её падчерица даже написала вызвавшую скандал книгу обо всей этой драме, которую леди Анжелика описывает как «вымысел». Говорил же я вам, тот подъёмный мост весь покрыт проблемами.

Нас проводят в одну из библиотек. Съёмочная команда устраивается за огромным дубовым столом, а леди Анжелика наливает нам чай. На самом деле, всё крайне цивилизованно. Джон, наш гуру видеокамеры, спрашивает, нельзя ли что-нибудь поставить на стол, чтобы он не выглядел таким пустым. «Да, – говорит наша богемская хозяйка, – просто возьмите вон ту книжку». Она указывает на огромный том в кожаном переплёте – вот такое-то уж точно можно со всем основанием описать как «подпорку для двери»[81]. Книга и впрямь выглядит впечатляюще. Её помещают в центр стола. Ну, тут я как бы невзначай и интересуюсь, что это за книга.

«О, да это второе издание пьес Шекспира». Я слышу, как в ушах моих начинает звенеть, а сердцебиение учащается. Да, подобное я испытывал и во время вождения Сэма, но тут совсем другое дело. Во мгновение ока я переношусь назад в те дни, когда учился в колледже королевы Мэри при Лондонском университете, к моему преподавателю, Найджелу Александеру (устрашающего вида бородатому шотландцу, очень похожему на уменьшенную копию Дугала МакКензи), что привил мне глубокую любовь к Шекспиру и руководил своими студентами в восемнадцати постановках елизаветинской и якобитской эпохи, во многих из которых я играл главную роль.

«А можно мне подержать?» – спрашиваю я.

«О, конечно», – отвечает наша элегантная хозяйка. Я встаю и беру в руки книгу, изданную в 1632 г. Последний из проданных экземпляров ушёл по цене около 178 тыс. долларов. Это совершенно особый момент. Переворачивать страницы этой книги значит погрузиться в историю. Леди Кавдор мимоходом упоминает, что замок обладает несколькими дюжинами уникальных первых изданий, включая и первое издание книги Якова I о колдовстве. Сэм подшучивает, что она отравила наш чай, пока я пускал слюнки на неё и её книжки.

И у меня, и у Грэма за время нашей карьеры накопились длинные истории, связанные с Шекспиром, и гигантский фолиант представляет для меня огромный интерес. Я был бы рад и сам его потрогать – если бы Грэм не лапал его так долго. В самом начале своей профессиональной деятельности я участвовал в постановках пьес Шекспира, и мне повезло играть в театре Ситизенс (Citizens Theatre) в Глазго во время последнего сезона Джилса Хэвергейла, командора ордена Британской империи. Он был режиссёром более чем восьмидесяти эпохальных постановок в Горбалсе[82], привнося революционный подход театра 1970-х в наименее известный и самый неблагоустроенный район города. Я участвовал в двух спектаклях под его руководством в театре Ситизенс, одним из которых был «Гамлет», где я играл Розенкранца и Гильденстерна, а другим – «Рождественская песнь» (Christmas carol). Хотя, наверное, важнее, что я вернулся на место многих детских воспоминаний о Рождестве, где, возможно, наблюдал, как в праздничной пантомиме выпендривается на сцене МакТавиш, как зачарованный ребёнок, поедающий из кулька конфеты ассорти. Но самое запоминающееся время в том театре было, когда роли «выворачивались наизнанку». Во время пьесы по книге Роальда Даля «Твиты» (The Twits) я последовал по стопам МакТавиша и танцевал на сцене под Элвиса Пресли в облегающих брюках-клёш с блёстками, в корсете и полном карнавальном головном уборе. [Грэм. Одно только чтение этого вызывает перед глазами образ, который я не могу «развидеть».]