Бох и Шельма - Борис Акунин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 69
Перейти на страницу:

…Немедленно приступил к подготовке.

Сначала надо было найти на бережку укромное место, чтоб спрятать съестной припас и прочую поклажу, необходимую в долгой степной дороге. Потом приготовить несколько широких тростинок, с запасом…

Занятый важным делом, Шельма чуть не пропустил Чудо, которому суждено было затмить собою остромысленное Озарение. Ибо – так и в священных книгах сказано – Божий Промысел всяко чудеснее суетного человечьего ума.

Бродя в камышах, Яшка случайно оглянулся на поле, да и застыл.

К берегу топал долговязый Габриэль, похожий в лунном свете на бесовское кромешное наваждение: собою черный, огромный, неявственный.

Однако страх прошел быстро – чудище направлялось не к Шельме, а в густую прибрежную заросль.

Миновал испуг – накатило любопытство.

Зачем это он?

Ищет укромное место справить нужду? Навряд ли. Всегда облегчался на виду у всех, даже среди бела дня – не стеснялся.

Пригнулся Яшка, стал подкрадываться. И скоро увидел в камышнике малую прогалину, всю залитую белым небесным сиянием. Там, озираясь, стоял Габриэль, по пояс голый, и яростно чесал бока своей железной гребенкой. Тело у него было всё в мышечных буграх, будто каменное, а кожа – в темных полосах, видных даже при луне. Ясное дело: лютая потница. Еще бы! По все дни не снимает куртки и широкого пояса, при жаре-то.

Зачем чешется, от всех прячась? Чего таиться-то? Полоумный он все-таки, черт нерусский.

Разочарованный, Шельма хотел уж тихонько удалиться, как вдруг Габриэль, еще раз посмотрев во все стороны, поднял с земли свой широкий кожаный пояс, расстегнул на нем что-то и – Яшка не веря захлопал глазами – потянул оттуда узкую, переливающуюся искрами змею!

Но Шельме лишь в первый миг померещилось, будто это змея. Бывший палач растянул сверкающую ленту во всю длину, подставил ее лунному свету, и стало видно, что в руках у него златокованый пояс, весь в драгоценных каменьях – несказанной красоты. Габриэль пялился на него, как бывало таращился на свои съедобные цветы. Поднес к губам, но не укусил – поцеловал. Вздохнул, стал запихивать чудо-змею обратно в кожаное хранилище.

Тут-то и настала полная ясность.

Вот оно, сокровище, о котором Бох говорил мурзе. То, чего ждет ордынский хан. Надежней места, нежели чресла ужасного Габриэля, во всем караване не сыскать. Поэтому страшилище никогда не разоблачается на людях. Вспомнилась и непонятная забота Боха о Габриэлевом поясе: не туг ли, да не расстегнулся ли.

Ах ты, ах ты!

И передумал Яшка топиться. Про закопанные бомбасты тоже забыл. Что они по сравнению с золотой алмазночешуйной змеею? Колоды железные, тьфу на них!

Бох и Шельма
Дастан о заколдованной деве
Бох и Шельма

…Ты прощай, мой конь, верный Карагыз.

Помнишь, как с тобою шли мы на Хорезм?

Был ты молодой, стук твоих копыт

В трепет повергал весь Мавераннахр…

Татарин-дастанчи выводил тонким голосом бесконечное сказание-дастан о прощании Чингисхана с конем Карагызом, который сбросил великого царя наземь и повредил ему становую жилу. Хан велит не казнить виновника своей кончины, а лелеять и беречь, благодарит Карагыза за то, что не дал одряхлеть и позволил умереть в поле. Заодно вспоминает все походы, в которых они с конем побывали. Походов бесчисленное множество, рассказ про каждый долог – для длинного степного путешествия самое оно, но завывание голосистого нукера Шельме жутко надоело. Это, конечно, лучше, чем песни бурлаков, но тоже тоскливая тоска.

От скуки Яшка начал сочинять по-татарски свой собственный дастан – тихонько, мурлыча себе под нос.

Ай, Дешт-и-Кыпчак, степь широкая,

Ай, Чабак-Тенгиз, море синее,

Подскажите мне, как найти-сыскать

Тропку верную, потаенную

К башне каменной, зачарованной,

Где томится-ждет дева красная,

Дева красная, да печальная.

Заколдована злым волшебником,

Горьки слезы льет, изнываючи,

Изнываючи, иссыхаючи,

Багатура меня поджидаючи…

Оказалось, под хороший дастан и ехать веселей, и мысль разгоняется.

За минувшие дни Шельма себе уже всю голову сломал: как бы добыть несказанную змею-красу?

Уж он крутился, крутился около Габриэля, высматривал, прикидывал, но достиг лишь того, что чертяка поглядел на него с особенным вниманием, нехорошим. От этого мертвящего взгляда Шельма шарахнулся в самый хвост каравана и больше к хранителю пояса приближаться не осмеливался.

Теперь держался неподалеку от Боха с мурзой, которые всё ехали меж двух отрядов бок о бок, чесали языки о всякой всячине. Яшка наконец обучился и через зеркальце по устам читать. Ехал шагах в двадцати, ближе было бы подозрительно. Прятал малое стекло в ладони – вроде глаза от солнца прикрывает, а сам жадно вглядывался, благо зрение ястребиное.

А только ничего про золотую змею друзья-приятели не говорили. Болтали всякую дребедень. Про ханов и эмиров (будь они неладны), про войну-торговлю, либо вспоминали свои прошлые похождения, или же пустоумничали про вовсе скучное – жизнь, смерть, род людской. Притом не всегда по-татарски. Иногда переходили на языки, которых Яшка не ведал и даже не всегда мог распознать.

Лишь один раз довелось подслушать, верней подглядеть про сокровенное. Хоть что-то разъяснилось.

Говорили про юного ордынского хана Мухаммед-Булака, от чьего имени правит желтоглазый Мамай. Что-де надо хана женить на дочке Хромца и тем скрепить сарайско-самаркандский союз. Вот усмирит Орда московских бунтовщиков, соберет с Руси большую дань, тогда и свадьбе быть.

Про это-то Шельма внимал вполглаза, надоело. Но вдруг мурза говорит:

– Наш двор заказал подарки для сватовства именитым купцам всего мира, но твой золотой пояс должен хану понравиться больше всего. Мамаю ты угодишь пушками, Мухаммед-Булаку – даром для невесты. А дальше уж я позабочусь, чтоб в Сарае тебя полюбили.

– Так и не хочешь на него посмотреть? – спросил Бох. – Нынешние европейские ювелиры не уступают индийским и арабским. Пояс выкован златокузнецами Мюнхена, а в Гамбурге разукрашен алмазами, изумрудами и рубинами. Я надеюсь ввести европейские украшения в моду на Востоке. Восемь тысяч дукатов потратил.

От такой суммы Яшка чуть из седла не сверзся. А Шариф равнодушно молвил:

– Понравится мне или нет – какая разница? Я ведь не Мухаммед-Булак. Скажи лучше, надежно ли охраняется сокровище?

– Надежнее не бывает. Помнишь, как ты влюбился в наложницу султана Салиха ас-Салиха, а гарем стерегли сорок нубийских евнухов, три льва и шесть ягуаров? Мой пояс охраняют лучше.

1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 69
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?