BATTLEFRONT: Сумеречная рота - Александр Фрид

Вновь повисла тишина. Красно-белый дроид-астромеханик покатился по полу ангара, пронзительно сигналя чему-то.

— Однако у нас есть дело, — сказал капитан.

— Плохие войны — хорошее дело?

— Да к хатту… Даже я не такой циник. — Капитан решительно помотал головой. — Но если война и правда закончится… ты знаешь, как нам теперь с ними жить? Когда их терпеть невозможно? Как думаешь, долго ли они будут терпеть нас после всего?

— Не так уж долго, — медленно кивнул Намир.

Капитан ничего не сказал. Намир поднял бутылку, посмотрел, как янтарная жидкость ползет по стеклу. Он тихо рассмеялся, прежде чем заговорить:

— Если не хочешь говорить, то скажу я: для меня лучше войны ничего нет. Как только мы победим, у меня не останется ничего. Так что если она никогда не закончится — ну и правильно.

«Это действительно правильно», — подумал он про себя. На душе стало теплее от мысли о бесконечной войне, без окончательной победы или поражения, эта идея въедалась ему в кости, постоянная и успокаивающая. Даже мимолетная мысль о победе повстанцев вызывала у него отвращение.

Он много лет жил так, хотя никогда не говорил этого вслух. Никогда не думал об этом так осознанно.

Однако капитан с озабоченным видом отнял у Намира бутылку и, скривившись, хлебнул еще.

— Если они об этом узнают… — Капитан осекся.

— Не узнают, — пожал плечами Намир.

— И тебя это не волнует?

— Я здесь, чтобы защищать их. Мне плевать, во что они верят.

Капитан снова поднес бутылку ко рту, однако на сей раз пить не стал. Он вдохнул запах виски, опустил бутылку и решительно сунул ее в руку Намира, не повернув головы.

— Если это работа, — сказал он, — тогда она ничего не значит и они тоже. Ты делаешь, что считаешь нужным, говоришь им то, что они хотят услышать, и уходишь, когда дело сделано. Иначе… — Он будто с трудом вылавливал слова из глубин своей затуманившейся памяти. — Иначе, если это больше, чем просто работа, они заслуживают лучшего. Если ты не понимаешь, во что они верят, может, пора уйти?

Намир прижал бутылку к груди и ощутил ее горлышко подбородком. Что-то на краю его сознания говорило ему, что оставшаяся влага может заледенеть на морозе.

— Я не повстанец, — сказал он.

Капитан сказал что-то — Намир не понял, — встал и медленно пошел прочь вверх по трапу.

Схватив бутылку одной рукой, Намир спустился в ангар и свернул к входу на базу «Эхо». Он думал о Головне и Красавчике, Гадрене и Таракашке, Аяксе и Фектрине и той женщине, связистке, погибшей на Азирфусе, чье имя Намир поклялся забыть. Потом мысли переключились на Роджу и Клюва, которых он про себя обозвал предателями. Они были солдатами Сумеречной и должны ненавидеть базу «Эхо» так же, как он.

Но не ненавидели, поскольку они были еще и повстанцами. Как Головня и Красавчик, Гадрен и Таракашка. И та связистка.

Капитан был прав. Они заслуживали лучшего.

Намир проснулся на другой день на складе, прижимая к груди бутылку виски. Голова трещала, щеки онемели от холода, а во рту было так, словно он наглотался биотоксинов с Коерти. Однако когда сержант сумел встать на ноги и пошел искать расписание нарядов, оказалось, что срок наказания вышел и он снова назначен на патрулирование аванпостов периметра.

День на морозе не казался послаблением, но другой персонал аванпоста держался обособленно, что дало Намиру возможность подумать. Два часа наблюдения, два часа всматривания в слепящую белизну горизонта, два часа в патруле и затем на базу оттаивать. Если бы он мог носить поляризационные очки на сломанном носу, это было бы почти мирное занятие. Но даже когда ресницы смерзались, у него все еще была возможность обдумать засевшую в голове со вчерашнего вечера мысль.

«Они заслуживают лучшего».

Вечером его нашли Роджа с Клювом и принялись рассказывать ему о некомпетентности чванливых войск базы, высмеивать спецназ Альянса. Они не стали объяснять ему перемену своих настроений. Вместе они вспоминали сражения Сумеречной на Майгито — еще до Намира — и Форса-Гедд, которое Намир живо помнил. Сержант хотел было отослать эту парочку, но он был благодарен им за их намерения, не говоря уж просто о присутствии. Один вечерок он сможет улыбаться и наслаждаться ложью.

Шли дни, и Намира затянула рутина, а потом его вызвали на встречу с Горланом и Челис. Он не видел их с инцидента в столовой и сразу понял, что означает этот вызов: оперативное совещание закончилось.

Они собрались в одном из второстепенных пунктов тактического управления вне основного командного центра. Горлан и Челис выглядели одновременно усталыми и воодушевленными. Капитан тепло приветствовал Намира, словно старый друг после долгой разлуки. Губернатор же ничего не сказала. Она сидела в кресле, самодовольно усмехаясь и держа у лица дымящийся термос.

— Все прошло по плану? — спросил Намир, когда Горлан пригласил его сесть.

— У нас есть цель и есть средства для ее достижения, — ответил капитан. — Губернатор Челис была звездой совещания. Ее информация оказалась просто бесценной.

Женщина хмыкнула и отмахнулась рукой с термосом:

— Я сидела в задних рядах и разрушала все мечты Рикана.

— Но вы делали это, — беспечно заявил капитан, — так авторитетно.

Челис засмеялась, но больше ничего не сказала. Горлан понизил голос и снова стал мрачен.

— После такого долгого отступления трудно думать об ответном ударе. Но Альянс почти готов. Мы можем выиграть эту войну.

Услышав эти слова, Намир поморщился. Все это было так знакомо.

Капитан продолжал:

— Здесь еще многое предстоит сделать, но мое участие в этом окончено. Умы лучшие, чем этот, — он постучал себя по лбу, — проработают все детали, а я должен подготовить Сумеречную. Я бы хотел улететь на челноке завтра утром, а Челис останется в качестве советника