Москва криминальная - Борис Солдатенко

лишь попутчиками тех людей, которые по всем официальным документам проходят как бомжи, но на самом деле живут второй жизнью.

Николаю Михайлову всего двадцать пять. Но за его спиной уже две судимости. За умышленное причинение вреда здоровью и за хулиганство. Потомственный москвич, он возвратился к себе домой, но столица гостеприимно его не приняла. Оказалось, что жена его давно выписала, а квартиру продала. Куда теперь ему податься?

Несколько месяцев жил на вокзалах, питался тем, что оставалось на столах в вокзальном буфете, или же объедками вместе с собаками на заднем дворе ресторана. С наступлением весны отправился в ближние подмосковные деревни. Там искал дачные участки столичных жителей. Через разбитое стекло влезал в дома. Питался тем, что мог найти, оставался там ночевать.

Один раз он залез в хороший дачный трехэтажный дом. Как позже оказалось, нового русского. Здесь была не только еда, но и хорошая мебель, даже камин. Отогрелся, нашел себе еду. А когда рассудок чуть замутила найденная бутылка водки, то решил и попариться в бане во дворе. Николай не помнит, как открылась в бане дверь, как на пороге появились четверо здоровых ребят. После первых ударов он потерял сознание, из сломанного носа потекла кровь. Его голого отнесли по снегу к ближайшему оврагу и кинули в сугроб.

Так бы и замерз Николай в этом мартовском снегу, если бы его не нашли деревенские. Отогрели, накормили. Предлагали остаться в деревне, обещали замолвить слово перед участковым, помочь в строительстве дома. Но потомственный москвич от этого заманчивого предложения отказался. Мол, надо домой возвращаться.

Вновь вокзалы, попрошайничество, алкоголь.

Его, можно сказать, спасли сотрудники милиции. После отделения милиции его направили в такую гостиницу. В июне там много пустующих коек. Не зима, а значит, и переночевать можно даже на улице.

Николай надеялся увидеть там таких же убитых жизнью, как он сам. Но уже в первый вечер он с удивлением увидел чеченца — высокого худощавого парня, чуть постарше его. живущего в соседнем номере. По крайней мере, встретить здесь такого «бомжа» было удивительно. Особенно, когда Николай увидел, как утром чеченец садился в свои «Жигули» с московскими номерами.

— А этот бугаи из соседней камеры чего здесь делает? — спросил он вечером у своего соседа, уже прожившего в ночлежке больше двух месяцев.

— Меньше будешь знать, крепче будешь спать, — сказал как отрезал тот. А потом шепотом добавил: — Еще раз задашь такой глупый вопрос, окажешься на улице. Причем тебе повезет, если останешься живым.

Больше вопросов Николай не задавал, но вот за чеченцем наблюдал. Между собой в ночлежке его называли Беслан, но задавать какие-то другие вопросы боялись. Тот действительно внешне не выглядел бомжом. Ни дать ни взять бизнесмен средней руки. Мельком услышал Николай и о том, что сюда он приехал из Чечни для закупки оружия.

Так это или нет, узнать было нельзя, но что здесь что-то не так, было видно даже невооруженным глазом. Беслан спокойно мог подниматься в кабинет администратора и директора. Да и в тетради учета, которую мельком увидел Николай в комнатке милиционера, этот чеченец проходил как… Казаков Степан Кузьмич, 1969 года рождения, уроженец города Химки Московской области, холостой, бомж.

А однажды пьяный Беслан появился на пороге его комнаты и громко скомандовал Николаю:

— Так, урка бестолковый, бери два стольника и беги в магазин. Скупай все, что только местным жителям захочется. Устраиваю пир горой. У меня все удалось. Домой еду — к жене и детям. И вас за хлеб-соль и крышу над головой хочу поблагодарить. Директор свое уже получил и теперь разрешил отдохнуть вам.

В своей ладони Николай увидел два стодолларовых банкнота. В обменнике неподалеку от магазина у бомжа даже не потребовали паспорт, а сразу же выдали рублевую наличность.

Огромные сумки он еле донес до гостиницы. Дежурного милиционера на месте не оказалось, и поэтому даже не пришлось что-то объяснять.

Уже под утро, когда вся ночлежка после десятичасового «гудения» расползалась по своим номерам, Николай обратил внимание на невысокого молодого паренька с культей вместо правой руки. Раньше его Николай не видел.

— А ты кто такой? — грубо начал он.

— Степан Казаков, — робко ответил инвалид. — Мне сказали, что я здесь вроде как живу уже около двух месяцев. И даже денег дали. Вот до сегодняшнего дня как раз хватило. А сегодня к вам привезли. И даже место достали.

И новичок зашагал к кровати, на которой до сегодняшнего дня спал Беслан…

— Ну как тебе рассказик о жизни в ночлежке? — улыбается мой знакомый бомж Андрей. — Понимаешь теперь, что там на самом деле происходит. А то, что говорят, мол, все это во благо народа, — чистый бред. Хотя, знаешь, еще у Гиляровского говорилось, что в ночлежке не может быть без криминала. Если не веришь судимому, то познакомлю тебя с Профессором. Он оказался на улице по иронии судьбы. И тоже перекантовался несколько месяцев в ночлежках.

Кличка Профессор действительно ему идет. Сухощавый, высокий, с бородкой клинышком, в огромных очках в роговой оправе, он действительно больше похож на преподавателя вуза. В свои пятьдесят лет Сергей Никифорович имеет не только два высших образования, но и почти двадцатилетний стаж работы в одном из престижных вузов.

В начале 1990 года он познакомился с одной из своих студенток. Влюбился. Наверное, впервые в своей жизни. Ради любви готов был бросить и жену, и двух уже ззрослых детей. Но первичная партийная организация приняла суровое решение — либо он остается в семье, либо лишается партбилета и места работы. Настоящее чувство оказалось сильнее всех партийных ужасов. С кафедры, где ему пророчили большое будущее, ушел с высоко поднятой головой.

Женился. Выписался из своей старой квартиры, переехал к молодой жене. Прописываться не торопился, считал это делом второстепенным. Так безработным и бесквартирным и встретил нашу российскую демократическую революцию 1991 года.

Сергей Никифорович возвратился в вуз, посчитал, что о партийном взыскании можно не беспокоиться, ведь главное — работа. Но к своему удивлению увидел в списке новых «демократических» руководителей вуза все тех же членов партийного бюро. Правда, к тому времени все их партийные билеты уже были уничтожены, как, впрочем, и их принципы.

— К сожалению, профессор, ваше место уже занято более перспективными учеными, — объяснила ему причину отказа бывшая инструктор райкома партии, ныне трудящаяся на кафедре. — сами понимаете, новое время, новые требования, и старых замшелых коммунистических догм нам больше не надо. Так что советую вам найти другую работу.

Понял, что ничего в нашем государстве не произошло. Одних коммунистов