Идеал на витрине - Ольга Хмельницкая

– Ну что там? – спросила Инна Мишу.

– Есть проблемы, – ответил он. – Замок что-то барахлит. Лучше его вообще не закрывать. Он вполне может закрыться, а потом не открыться. Надо купить новый и поменять.

Миша сложил инструменты, подхватил ящичек и пошел на склад, Инна осталась стоять в коридоре. За спиной у нее послышались шаги. Марина прошла мимо с пустой чашечкой.

– Миша говорит, что замок по-прежнему барахлит, – сказала Инна. – Он смазал его, но…

– Надо сменить, – велела Марина и пожала плечами. – Делов-то.

Потом она зашла в туалет и повернула замок. Раздался скрежет, потом щелчок и короткий тихий звук, как будто что-то сломалось.

Как и все беременные, Марина отлично чувствовала запахи. Обоняние у нее обострилось до предела. Поэтому, войдя в туалет и закрыв за собой дверь, она сразу поняла, что что-то здесь не так. Тяжелый, удушливый запах ударил ей в ноздри. Она повернулась, повернула замок, но он спокойно провернулся вокруг своей оси и не открылся.

«Вот так вот, – подумала Марина. – Тараканов, значит, травили».

Секунду спустя она уже снимала джемпер, майку и разбирала бачок. Намоченная в воде ткань закрыла Марине рот и нос. Марина легла на пол и уткнулась носом в отверстие, которое, как она помнила, там должно было быть.

Отверстие было залито монтажной пеной. Еще через двадцать секунд Марина пробила мягкую и податливую пену насквозь длинной железкой, извлеченной из бачка унитаза. В отверстие пошел чистый воздух.

– Спокойно, Марина, – сказала она сама себе, – сюда заходили и выходили, поэтому все будет хорошо.

Она прижалась ноздрями к отверстию, а ногами принялась колотить в дверь. Почти сразу же в коридоре послышался голос Миши.

Марину освободили очень быстро.

– Хорошо, что у меня были под рукой все инструменты, – сказал Миша. – Мне Айгуль утром пожаловалась на замок. Надо было просто снять его и поставить шпингалет, пять минут дела. Вы не слишком испугались?

– Не слишком, – ответила Марина, – но что-то я неважно себя чувствую.

– Марина Владимировна, выйдите на свежий воздух, подышите, – посоветовала Инна, – а то Люся тараканов травила, это может быть неполезно, запах остался.

– Обязательно, – сказала Марина, – что-то и правда голова гудит и глаза болят.

– Я немного пшыкала, – произнесла Люся, – все по инструкции, сказали, что для людей не опасно.

– Надо все-таки вытяжку поставить, – проговорила Марина. – А то это ведь может быть вредно, весь запах остается внутри, а помещение-то маленькое.

Она прошла к выходу и остановилась на крыльце, вдыхая свежий морозный воздух.

Когда Гена зашел в магазин, Лариса вежливо улыбнулась.

– Привет, – удивилась она. – Как дела?

– А ты не знаешь? – сказал Гена. – Хватит уже.

– Чего хватит? – подняла брови Лариса. – Я не понимаю, о чем ты. Приходишь ко мне на работу, что-то спрашиваешь… ты специально хочешь меня расстроить?

– Лариса, – повторил Гена, – оставь в покое машину Маши.

– Машину машину, прямо стихи, – улыбнулась она. – А что с машиной?

– То есть разговаривать с тобой бесполезно.

– Как это бесполезно, – округлила глаза Лариса, – со мной уже и разговаривать бесполезно? Ну вот. Мало того, что ты врал, мало того, что у тебя был роман с другой, мало того, что ты меня бросил, так я еще и виновата в проблемах с чужой машиной. Может, я еще виновата и в том, что ты вчера купил просроченный йогуртик? Или в том, что ты прищемил дверью пальчик? А в том, что тебе нахамили в супермаркете, я не виновата, нет? Ты записывай, если что.

Она с трудом сдержала улыбку.

– Лариса, – повторил он, – не надо этого делать. Оставь нас и машину в покое.

Тут у Ларисы появилась новая мысль. Она смотрела на Гену, к которому больше не испытывала никаких чувств, и предвкушала. Где-то она читала, что машины горят долго и красиво.

«А как замечательно будет гореть красный „Пежо“ со словами из трех букв на бортах, вообще невозможно себе представить», – подумала она.

– Привет, – проговорила Люся.

Миша повернул к ней голову.

– Привет, – сказал он. – Ты как?

– Нормально.

Она села на стул, стоящий в углу.

– Мой муж в свое время засадил тебя в тюрьму?

– Я не хочу об этом говорить. Могу только сказать, что я ничего ему не сделаю. Он и так уже достаточно наказан. Всю оставшуюся жизнь он проведет прикованным к постели. Не знаю, что ты будешь делать, правда.

– Ты же понимаешь, – сказала Люся, – что я не могу его оставить. Он же мне ничего не сделал.

– Понимаю, – ответил Миша.

– Ты снял квартиру? – спросила она.

– Да, – кивнул он. – Но ты же не хочешь ко мне переехать.

– Не могу, – опустила глаза она.

– Молодец. Я скажу тебе только одну вещь. Никогда не ведись на его бредовые предложения. Что бы он тебе ни говорил. Как бы ни уговаривал. Не слушай его, думай своей головой.

Он провел ладонью по ее волосам, а потом махнул рукой, взял несколько коробок, поставленных одна на другую, и понес их в торговый зал.

Ксения шла рядом с Артемом. Ее коса лежала на спине, как сонный, желтый, расслабленный удав.

– Спасибо, что встретил меня, – сказала Ксения.

– Не за что, – ответил он.

Она шла рядом с ним и думала, что вся ее жизнь – бесконечная борьба, то за жизнь, то за достоинство, то за право быть нормальным членом общества, то за справедливость. Все давалось ей с огромными трудами, жизнь постоянно пыталась сломать ей позвоночник, давила и плющила, как вражеская армия давит горстку славных защитников крепости. Она не сдавалась, но начала уставать. Нервы иногда трещали, как веревки, которые испытывают на разрыв. Время от времени они не выдерживали. Ксения хотела сказать Артему, что у нее слишком много проблем, что она не хочет ни с кем быть, потому что проще быть одной и нести ответственность только за себя. Даже это удавалось Ксении с трудом. Брать ответственность еще и за кого-то рядом она не могла. И допускать, чтобы кто-то брал ответственность за нее на себя, она не могла тоже.

– У меня слишком много проблем, – сказал вслух Ксения. – Я благодарна тебе, но предлагаю расстаться. Прямо сейчас. Я доеду до дома сама.

– Ты решаешь за меня? – спросил он.

– Борюсь с твоими иллюзиями, – ответила она. – Ты видишь внешнее – одинокую красивую девушку с длинной косой. А внутри я искореженная, больная психопатка, гнилое дерево, труха, старуха, которая слишком много видела в жизни нехорошего.

Артем положил руку ей на плечо.