Лиссабон слезам не верит - Юлия Алейникова

Едва заглянув в гостиную, Василий бросился на штурм. По-прежнему держа в одной руке жену, а в другой биту, он неловко перевалился через подоконник, задев шлемом раму, раздалось гулкое «дон-н». Василий отпустил Юлину руку и спрыгнул в комнату. Юля, предчувствуя недоброе и ничего толком не слыша в шлеме, полезла следом. Баллончик и бита жутко мешали, выпустить их из рук она боялась, шлем ограничивал обзор. Кое-как перевалившись через подоконник, она с грохотом приземлилась на пол.

– Стоять, не двигаться! – выскочил вперед Василий, грозно размахивая битой.

– Василий, осторожнее! – Юле вдруг пришло в голову, что инспектор уже мог достать пистолет.

Все шло не так. Вместо предательского нападения со спины они как два олуха встретили врага лицом к лицу. И теперь перевес был не на их стороне. Или все же на их?

Юля взглянула на юркнувшую за мужа инспекторшу. Здесь у них с Василием есть преимущество, и она его использует!

С диким нечеловеческим визгом, рожденным жаждой жизни, Юля, приподнявшись на четвереньки, бросилась под ноги инспектору и укусила его за лодыжку. Она впилась в него так, словно от этого зависела ее жизнь, впрочем, так оно и было. Инспектор заорал и отдернул ногу, Юле только и оставалось, что слегка подтолкнуть его.

Когда инспектор рухнул как подкошенный физиономией в ковер, Юля крикнула Василию:

– Добивай! – и бросилась к голосившей в углу комнаты инспекторше.

Теперь, лишенная защитника, она была легкой добычей. Дуреха бессмысленно брыкалась ногами и махала руками, словно на нее напал рой диких пчел. Звала на помощь, и схватить ее в такой ситуации было, конечно, непросто, но Юля давно уже усвоила, что в любом деле главное – фактор неожиданности. Бросив ненужные биту и баллончик, она, схватив со столика вазу с цветами, выплеснула содержимое в лицо Фонсекиной супруги и, когда та заткнулась на пару секунд, замерев в шоке, прыгнула на нее, повалив на пол, и прижала всем своим телом к ковру. Тетка дрыгалась и вырывалась, верещала тонким сиплым голосом, но Юля, схватив ее длинные кудрявые волосы, задрала дамочке голову до предела, так, что та едва могла дышать. И устроившись поудобнее, в позе наездника, наконец смогла взглянуть, как обстоят дела у Ползунова.

Дела у Василия Никаноровича шли неважно. Ловкий подлец инспектор каким-то образом успел вскочить на ноги, и теперь противники снова стояли лицом к лицу.

За последние сутки инспектор заметно вырос и теперь нависал над Ползуновым как слон над бегемотом. Что же это делается в природе?

Инспектор почему-то еще не вынул пистолета, видимо, не хотел лишнего шума, и этим стоило воспользоваться. Василий как идиот скакал вокруг противника, не решаясь нанести удар. Кисель!

В Юле зашкаливал выброшенный в кровь адреналин. Ее трясло от собственного успеха, глупый, бесстрашный организм рвался в бой. И слегка врезав поверженной даме по макушке вазой, Юля вскочила на ноги и в один прыжок оказалась на плечах у инспектора.

– Бей гада! – орала она в приступе отчаяния, давая ему шенкелей.

Инспектор, не ожидавший от нее такой резвости и вообще не принимавший ее в расчет, заголосил, закрутился, запрыгал, пытаясь стряхнуть ее с себя. Махая огромными ручищами, он выл и звал на помощь.

– Спасите! Отпустите меня! – голосил подлый слизняк, столкнувшийся впервые в жизни с настоящим жестким и бесстрашным соперником.

А Василий с глупым, каким-то неуместным криком:

– Наших бьют! – кинулся, наконец, на инспектора с высоко поднятой битой.

– Не надо! – заорал инспектор, падая на колени и прикрывая голову. – Только не по голове! Только не голову! – орал он как умалишенный. Юля не удержала равновесие и скатилась с инспектора.

– Свет! – скомандовал Василий, угрожающе держа над головой поверженного врага поднятую вверх, как карающий меч, биту.

Шестирожковая хрустальная люстра вспыхнула, ослепив на мгновение участников побоища. Юля со сверкающими торжеством глазами обернулась к пленникам.

– Как-ка? – заикаясь от удивления, промямлила Юля, глядя на лежавшего на ковре с раскинутыми в стороны руками садовника.

Его узкое личико с мелкими чертами потемнело и осунулось с их последней встречи. Он был небрит, чумаз и оборван. Бедняжка уже начал приходить в себя, его длинные густые ресницы подрагивали, маленький ротик скривился, он тихо постанывал, собираясь вернуться в ужасную действительность, где бьют по голове, пугают и обливают водой. Юля уже представила с умилением, как он разрыдается, придя окончательно в себя.

– Это что, пропавший садовник? – вернул Юлю к действительности резкий грубоватый голос Василия.

– Ну, да.

– Переметнулся, значит, к противнику, поганец! – зло прокомментировал Василий. – Ну, ты, руки за спину и без шуток! – обратился он к скрючившемуся на полу инспектору, все еще прикрывавшему голову.

– Не бейте! Я сдаюсь! – стонал пленный. – Мадам, это я, Жуан! Мы кушать хотели.

Юля потрясла головой. Ситуация смахивала на дежавю.

– Опять кушать? – уточнила она, пытаясь убедиться, что снова не уснула.

Жуан робко приподнял заросшее темной щетиной лицо, все еще не решаясь убрать с головы руки. Нелепая белая шапочка, завязанная веревочками под подбородком, выглядела грязной и неопрятной.

– Мы остались без денег, без крова, без документов. Мы бродяжничали, мы питались объедками. – Голос Жуана звучал с надрывом. По его большому доброму лицу катились крупные горошины слез. В воздухе запахло горечью.

– Постой, постой! Что ты мне голову морочишь? – никак не могла прийти в себя Юля. – Ты же умер! Василий! Это покойник! – бросаясь мужу за спину, взвизгнула перепуганная мадам Ползунова. Не то чтобы Юля была излишне подвержена суевериям. Но покойников она ужасно боялась, хотя и верила в загробную жизнь, и теоретически даже понимала, что бесплотный дух большого вреда не причинит.

– Нет. Нет. Нет, – заторопился успокоить ее Жуан. – Мне только голову пробили. Вот. – И горемыка показал на прикрытую шапочкой макушку.

– Это что, повязка? – сообразила наконец Юля.

– Гм. Я ее уже три дня не менял. – И он осторожно дотронулся до головы.

Юля осмелела и выглянула из-за Василия.

– А где вы были? Почему исчезли? Василий, опусти дубинку. Жуан, вставай уже, – понемногу начала приходить в себя Юля.

Жуан очень осторожно, медленно сел и испуганно взглянул на грозного Ползунова. Тот в черном мотоциклетном шлеме и с битой в руках смотрелся очень внушительно.

– Не бойся, – успокоила его Юля. – Это мой муж. Василий Никанорович. Дон Ползунов, – поправилась она, сообразив, что именование «Василий Никанорович» для Жуана в его посттравматическом состоянии будет слишком сложным.

– Доброй ночи, – вежливо наклонил голову Жуан.

– И тебе привет, – буркнул все еще настороженный Василий. – Рассказывай.