Воды слонам! - Сара Груэн

Но все мои мысли только о Марлене.

Я стрелой мчусь за шапито, где артисты и лошади выстраиваются перед парадом-алле. Рози возглавляет колонну. На голове у нее сидит Марлена в розовом наряде с блестками, держась за уродливую кожаную сбрую. Слева, сжимая и разжимая крюк, стоит мрачный Август.

Музыка затихает. Артисты напоследок поправляют костюмы, а те, кто отвечает за животных, проверяют, готовы ли их питомцы к выходу на арену. И вновь звучит музыка — представление начинается.

Август наклоняется и орет Рози прямо в ухо. Слониха медлит, и тогда он колет ее крюком. Она пускается вскачь через весь шатер. Марлена распластывается на ее голове, чтобы не зацепиться за шест, на котором держится купол.

У меня перехватывает дыхание, и я несусь вперед, срезая утлы.

Чуть не добежав до манежа, Рози останавливается, и Марлена преображается, как по мановению волшебной палочки. Миг назад она лежала, прильнув всем телом к голове Рози. А теперь рывком выпрямляется, натягивает улыбку и, победно выбросив вверх руку, выгибает спину и вытягивает носочки. Зрители сходят с ума: забираются с ногами на скамейки, хлопают, свистят, швыряют на манеж арахис.

Нагнав Рози, Август высоко поднимает крюк и замирает. Крутя головой из стороны в сторону, он осматривает публику. Волосы падают на лоб. Он опускает крюк, скалясь в улыбке, снимает цилиндр, и трижды низко кланяется, адресуясь к разным частям зрительного зала. Когда он вновь поворачивается к Рози, взгляд его становится жестоким.

Тыча крюком ей под мышки, он заставляет ее обойти вокруг манежа. Движутся они перебежками, останавливаясь до того часто, что остальным артистам приходится продолжать парад-алле вокруг них, обтекая с обеих сторон, словно вода — валун.

Зрителям нравится. Всякий раз, когда Рози забегает вперед Августа и останавливается, они разражаются хохотом. А когда Август, весь красный, нагоняет ее, размахивая крюком, — визжат от радости. Наконец, проделав примерно три четверти пути, Рози поднимает хобот и пускается галопом в дальнюю часть шатра, оглушительно пуская газы. Я жмусь к трибунам прямо у входа. Марлена обеими руками цепляется за упряжь, и, когда они приближаются, у меня перехватывает дыхание. Если она разожмет руки, Рози ее скинет.

В нескольких футах от входа Марлена отпускает упряжь и резко наклоняется влево. Рози выбегает из шатра, а Марлена остается висеть на мачте, держащей купол. Зрители затихают, не будучи уверены, что это тоже часть номера.

Марлена безвольно висит меньше чем в дюжине футов от меня, дыша с трудом, прикрыв глаза и опустив голову. Но пока я набираюсь решимости подойти и снять ее, она открывает глаза, отпускает левой рукой мачту и одним-единственным грациозным движением разворачивается к публике.

Лицо ее оживляется, она вновь вытягивает носочки. Взглянув на нее, дирижер отчаянно сигналит барабанщику, чтобы давал дробь. Марлена начинает раскачиваться.

По мере того как она набирает обороты, барабанная дробь усиливается. Вскоре Марлена уже раскачивается параллельно полу. Едва я успеваю задуматься, сколько она так продержится и что, черт возьми, собирается делать дальше, как вдруг она отпускает мачту и плывет по воздуху, свернувшись в клубок и дважды перекувырнувшись. Повернувшись боком, она уверенно приземляется, подняв облако опилок. Взглянув себе под ноги, выпрямляется и вздымает обе руки к небу. Музыканты играют победный марш, публика ревет от восторга. Миг спустя на манеж обрушивается град монет.

Когда она отворачивается от зрителей, я вижу, что ей больно. Она с трудом выходит из шапито, и я устремляюсь за ней.

— Марлена…

Она оборачивается и обрушивается прямо на меня. Я обхватываю ее за талию и не даю упасть.

И тут врывается Август:

— Дорогая! Дорогая моя! Ты была великолепна! Просто великолепна! В жизни не видел ничего…

Заметив, как я ее обхватил, он замирает на полуслове.

Она приподнимает голову и всхлипывает.

Мы с Августом встречаемся взглядами. И тут же сплетаем руки, образуя кресло. Марлена стонет, облокачиваясь о плечо Августа. Забравшись с ногами на наши руки, она вся сжимается от боли.

Август зарывается лицом ей в волосы.

— Все в порядке, дорогая. Я с тобой. Шшшш… Все в порядке. Я с тобой.

— Куда понесем? — спрашиваю я. — В костюмерную?

— Там негде лечь.

— В поезд?

— Слишком далеко. Пойдем к стриптизершам.

— К Барбаре?

Август пристально смотрит на меня поверх Марлениной головы.

Мы входим к Барбаре, даже не постучав. Она сидит перед туалетным столиком в темно-синем пеньюаре и курит сигарету Выражение скучающего пренебрежения тут же исчезает с ее лица.

— Бог ты мой! Что случилось? — она гасит окурок и вскакивает. — Вот сюда. Кладите прямо на кровать. Да-да, вот сюда, — говорит она, забегая вперед.

Когда мы опускаем Марлену на постель, она поворачивается на бок и поджимает ноги. Лицо ее искажено гримасой, зубы стиснуты.

— Ноги…

— Тише, золотце, — говорит Барбара. — Все будет хорошо. — Наклонившись, она развязывает ленты на Марлениных туфельках.

— Господи, господи, больно-то как…

— Подай ножницы, они в верхнем ящике, — оборачивается ко мне Барбара.

Когда я возвращаюсь с ножницами, она срезает носки марлениных чулок и закатывает чулки по колено, а голые ноги кладет себе на колени.

— Сходи на кухню, принеси льда, — командует она, и тут же они с Августом оба поворачиваются ко мне.

— Уже бегу, — отвечаю я.

Когда я несусь сломя голову к кухне, до меня доносится оклик Дядюшки Эла:

— Якоб! Постой!

Я останавливаюсь и дожидаюсь, пока он меня нагонит.

— Где они? Куда задевались? — спрашивает он.

— В шатре у Барбары, — отвечаю я, задыхаясь.

— Где-где?

— У стриптизерш.

— И как их туда занесло?

— Марлене плохо. Я за льдом.

— Эй ты, пойди добудь льда. И отнеси в шатер к Барбаре. А ну пошел! — командует он, обернувшись, одному из прихвостней, после чего вновь поворачивается ко мне. — А ты пойди приведи эту чертову слониху, пока нас не погнали прочь из города.

— А где она?

— Жрет капусту в чьем-то огороде, где ж еще? И я не сказал бы, чтобы хозяйка была рада. К западу от площади. Давай-ка забери ее, покуда копы не нагрянули.

Рози возвышается посреди истоптанного огорода, лениво водя хоботом по грядкам. Когда я подхожу, она смотрит мне прямо в глаза и срывает кочан капусты. Отправив капусту в свой похожий на ковш экскаватора рот, она тянется за огурцом.

Хозяйка чуть приоткрывает дверь и кричит: