Откуда приходят герои любимых книг - Юлия Андреева

«Общий тон его рассказов все-таки был мрачный и угрюмый. Бесконечно мрачны были его воспоминания о его детстве. О семье и, особенно, о матери, которую он так ярко изобразил в госпоже Головлевой. „Я до сих ненавижу эту ужасную женщину — как-то сказал он про свою мать“»[54].

В романе всем заправляет Арина Петровна — властная, сильная женщина, своими руками сколотившая большое состояние и оказавшаяся перед выбором, как правильно распределить накопленное между детьми. Дело в том, что, как в семье Салтыковых, так и в семействе Головлевых, детей с детства делили на любимых и постылых.

Маленького Мишу Салтыкова мама поначалу очень любила и выделяла среди остальных своих детей. Неудивительно, что из-за такого семейного неравенства ребята постарше ревновали к Михаилу, иногда вымещая на нем горечь недополученной материнской любви. «Это деление не остановилось на детстве, но перешло впоследствии через всю жизнь», — добавляет Салтыков-Щедрин в «Господах Головлевых». Или вот еще: «Я лично рос отдельно от большинства братьев и сестер, мать была не особенно ко мне строга…».

Образ Порфирия Владимировича Головлева, или, как метко прозвал его брат Степан, Иудушки, списан со старшего брата писателя, Дмитрия Евграфовича. «Ужели, наконец, не противно это лицемерие, эта вечная маска, надевши которую, этот человек одною рукою Богу молится, а другою делает всякие кляузы?» — пишет Салтыков-Щедрин матери о Дмитрии.

Дмитрий делает все возможное, лишь бы урезать наследство братьев в свою пользу. В результате Салтыковы вынуждены судиться.

Постоянные разъезды в связи с затянувшемся делом о наследстве легли в основу очерка «Благонамеренные речи», впоследствии очерк получил название «В дороге».

Врач Белоголовый, многие годы лечивший писателя, писал в своих заметках: «…ближе вглядываясь в этого человека, можно было легко заметить, что столь щедро одарившая его природа дала ему и прекрасное сердце, и весьма деликатную нравственную организацию, и только продолжительная болезнь да семейные невзгоды сделали то, что на фоне головлевской наследственности развился такой дикий и грубый человек, каким представлялся Салтыков для лиц, мало его знавших». Неожиданная оговорка очевидца: не «салтыковской», а «головлевской» наследственности — подтверждает связь книжной семьи Головлевы с семьей Салтыковых.

«ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА»

Интересно, что документ «Опись градоначальникам» изначально заказал чиновнику Салтыкову тульский губернатор Шидловский, в штате которого писатель имел честь на тот момент времени служить, то есть город Глупов — это Тула. Шидловский был мишенью в памфлете Салтыкова «Губернатор с фаршированной головой». Его излюбленный выкрик «Не потерплю!» услышала вся Россия, а сам тульский губернатор сделается бессмертным на просторах глуповского мира.

Впрочем, Глупов — это и Тула, и Вятка, и местами даже Санкт-Петербург, если угодно: «Глупов — это, образно говоря, горшок, по дну которого ползали, подобно червям в прокисшей сметане, его жители, основной род занятий которых — унавоживать дно родного горшка».

Здесь же появляется персонаж Корытников — еще одна маска автора, при помощи которой Щедрин имеет возможность изучать «горшок» изнутри.

В предисловии к летописи Щедрин выступает от имени издателя, который публикует данный опус, предварительно снабдив его необходимыми в таких случаях комментариями. Так, издатель пишет: «Содержание „Летописца“ довольно однообразно; оно почти исключительно исчерпывается биографиями градоначальников, в течение почти целого столетия владевших судьбами города Глупова, и описанием замечательнейших их действий, как то: скорой езды на почтовых, энергического взыскания недоимок, походов против обывателей, устройства и расстройства мостовых, обложения данями откупщиков и т. д. Тем не менее даже и по этим скудным фактам оказывается возможным уловить физиономию города и уследить, как в его истории отражались разнообразные перемены, одновременно происходившие в высших сферах. Так, например, градоначальники времен Бирона отличаются безрассудством, градоначальники времен Потемкина — распорядительностью, а градоначальники времен Разумовского — неизвестным происхождением и рыцарскою отвагою. Все они секут обывателей, но первые секут абсолютно, вторые объясняют причины своей распорядительности требованиями цивилизации, третьи желают, чтоб обыватели во всем положились на их отвагу. Такое разнообразие мероприятий, конечно, не могло не воздействовать и на самый внутренний склад обывательской жизни; в первом случае обыватели трепетали бессознательно, во втором — трепетали с сознанием собственной пользы, в третьем — возвышались до трепета, исполненного доверия».

Салтыков прекрасно знал историю своей страны, местами опись совпадает с реальной историей, впрочем, совпадения эти происходят скорее по закону сна, в котором вроде все знакомо, но дико и странно. Читая «Опись градоначальникам», встречаешь реальные имена: Кирилл Разумовский, Григорий Потемкин, герцог Бирон, узнаваема «кроткая Елисавет», но есть и такие, о которых можно только догадываться. К примеру, последний градоначальник — администратор апокалипсиса Угрюм Бурчеев — явный Алексей Андреевич Аракчеев; ощущается его повадка: «Еще задолго до прибытия в Глупов он уже составил в своей голове целый систематический бред, в котором, до последней мелочи, были регулированы все подробности и будущего устройства этой злосчастной муниципии». Первым делом новый градоначальник решил перестроить город по собственному чертежу. Так, в центре нарисованного города располагалась «площадь, от которой радиусами разбегаются улицы, или, как он мысленно называл их, роты. По мере удаления от центра роты пересекаются бульварами, которые в двух местах опоясывают город и в то же время представляют защиту от внешних врагов. Затем форштадт, земляной вал — и темная занавесь, то есть конец свету». Иными словами, для Угрюм-Бурчеева все, что располагается за земляным валом, априори не существует. Время признается как бы несуществующим — «нет ни прошедшего, ни будущего, а потому летосчисление упраздняется». Явная картинка военных поселений, которыми в России и занимался А.А. Аракчеев.

А вот Богдан Богданович Пфейфер — гвардии сержант, голштинский выходец — скорее всего, представляет персону Петра III. Во всяком случае, время правления Пфейфера совпадает с реальным царствованием Петра Федоровича (1761–1762 гг.). Да и любимая Петром Федоровичем Голштиния наталкивает на эту мысль.

Правил Пфейфер, «ничего не свершив», и в конце концов «сменен в 1762 году за невежество». А вот его предшественник Иван Матвеевич Баклан то ли полностью выдуман автором, то ли так и остался инкогнито. Год смерти данного Баклана — 1761-й, в этом году в реальной русской истории умерла императрица Елизавета Петровна, скончавшись из-за мочекаменной болезни, как и ее отец. Баклан же преставился, будучи «переломлен пополам во время бури, свирепствовавшей в 1761 году», так как был чрезвычайно высок (три аршина и три вершка, т. е. 2 м 27 см) и «кичился тем, что происходит по прямой линии от Ивана Великого» (так называется колокольня в Московском Кремле).