Погоня за счастьем - Джоанна Линдсей

Но и тогда Дуги был неимоверно важен для него. Беда в том, что в тот раз он в самом деле обезумел, и провалы в памяти только это подтверждали. Между этими двумя событиями не случилось ничего такого, что могло бы вновь довести взрыв эмоций до такого предела…

Но Линкольн ничего не мог поделать с терзающим его страхом. Если у него отнимут Мелиссу, что тогда делать?!

Беда в том, что решение принимать не ему. Его будущее счастье зависит от Локлана Макгрегора, на которого, в свою очередь, влияют Макферсоны. И заверения Мелиссы в том, что мнение ее и матери будет принято в расчет, вовсе не казались ему убедительными. Как скажет отец, так и будет.

Его пригласили на десять утра. Он прибыл точно в назначенное время, и дворецкий немедленно проводил его в холл. Мелисса, слетев по ступенькам, подбежала к нему.

— Ты пришел! — выдохнула она.

— А ты не верила, что я приду?

— После того, что мои дяди сделали с тобой, я боялась, что ты больше меня не захочешь, — призналась она.

Линкольн нежно улыбнулся.

— Как ты могла так подумать? Твои родственники не смогли ничего со мной сделать… и не смогут, — добавил он многозначительно.

Мелисса восторженно воззрилась на него:

— Они ждут в гостиной.

— Они?

— Мама, ее старший брат и папа.

— Я чувствую себя так, словно иду на суд, — вздохнул Линкольн.

— Будь самим собой. Вот и все.

— Ты останешься здесь?

— Нет, я слышала их рассказ прошлой ночью. Па не разрешил мне присутствовать на сегодняшней встрече. Но я ничуть не волнуюсь, — заверила Мелисса.

— Врушка, — усмехнулся он.

Мелисса не ответила, только подтолкнула его к двери гостиной. Линкольн набрал в грудь побольше воздуха и шагнул вперед.

Йен Первый, казавшийся коротышкой рядом с Локланом, стоял перед остывшим камином. Мать Мелиссы восседала на диване, разливая чай. При виде гостя она улыбнулась. Линкольн представлял ее совсем другой. Оказалось, что Мелисса пошла в отца и ничуть не походит на высокую, русоволосую, зеленоглазую мать. Кимберли не была красавицей, но улыбка разительно меняла ее лицо, придавая ему некое сияние, столь поразительное, что казалось, прекраснее женщины нет на земле.

Линкольн обратился к Локлану и стал излагать очевидное:

— Я хочу жениться на вашей дочери. Вы и без того это знаете. Со времени моего приезда в Лондон мои намерения остались прежними, несмотря на то, кем именно оказались ее родственники.

Последние слова Линкольн явно обратил к Йену. Но тот ответил стоическим взглядом, очевидно, ничуть не задетый оскорблением.

Локлан сухо откашлялся:

— Возникли кое-какие вопросы.

— Да, знаю, — отозвался Линкольн. — Никогда не думал, что старое изречение насчет того, что призраки прошлого возвращаются, чтобы преследовать тебя, окажется настолько правдивым.

— Братья моей жены кое-что рассказали мне об этом самом прошлом, — неизвестно почему пояснил Локлан. — Я бы хотел выслушать и тебя, если не возражаешь.

Линкольн кивнул. Собственно, чего еще он ожидал? От него непременно потребуют выложить всю подноготную. Никто не подумает оставить человека на растерзание его собственным личным демонам, если этот самый человек собирается жениться на вашей дочери.

Спокойно, не щадя себя, ничего не утаивая, он изложил все. Все, что помнил. Все, что уже успел сказать Мелиссе. Говорил он почти час, потому что время от времени его перебивали вопросами. Даже Йен задал несколько.

— Все, что случилось тогда, — закончил Линкольн, — было вызвано многими странными обстоятельствами. Некоторые даже имели отношение к смерти моего отца. Я не скорбел о нем как полагается. Подобно большинству мальчишек такого возраста, я считал, что плакать не по-мужски. Вместо этого во мне копился гнев на то, что он ушел, бросив меня. А вслед за ним у меня отняли мать… нет, она жива, просто я почти не видел ее после смерти отца. Итак, я потерял их обоих, и некому было заполнить пустоту. У меня не было ни братьев, ни сестер, ни товарищей по играм. Именно тогда я встретил Макферсонов, а Дуги стал тем самым братом, которого у меня никогда не было. И, потеряв его из-за сущей глупости, я действительно взбесился.

— Он не признавался в том, что ударился о твой кулак, когда падал, — вмешался Йен. — Только прошлой ночью набрался мужества сказать правду. Говорит, что в то время слишком стыдился и к тому же не знал, что ты пытаешься помириться с ним, поскольку мы не пускали тебя к нему.

— Но сейчас это уже не так важно и не имеет связи с нынешней ситуацией, как я полагаю?

— Нет, твой гнев вполне понятен, учитывая то, что мы теперь знаем, ко именно он сводит тебя с ума. Трудно найти другие слова для описания мальчишки, избитого до того, что едва держится на ногах, и по-прежнему рвущегося в бой. Тебя просили уйти, забыть обо всем, и не только все братья, но и я сам, в тот раз, когда ты пытался оттолкнуть меня. Помнишь?

— Нет, — покачал головой Линкольн, — Помню только, как Уильям велел мне уйти домой и подождать, пока заживут раны, но я слишком отчаянно добивался прощения Дуги, чтобы послушать его. К сожалению, память мою слишком затуманила боль, и многое улетучилось. Мною владели две вещи: боль и желание поговорить с Дуги. Боюсь, что именно боль повлияла на мой разум.

— Ты забываешь третью: свое бешенство, — заметил Йен. — Каждая из наших прошлых встреч была отмечена взрывами твоей ярости. Может, в чем-то и повинна боль, но именно ярость заставляла тебя снова и снова бросаться в заведомо обреченную на поражение схватку. Ты пытался смести все на своем пути, дабы добиться цели, к сожалению, безуспешно, но только потому, что был слишком изувечен, чтобы расправиться с кем-то по-настоящему.

— Йен, я понимаю, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься. Я неспособен и пальцем ее тронуть. И не считаю, что тогда был безумным. Согласен, такое поведение ненормально, но то, чем оно было вызвано: боль, гнев, отчаяние… никогда больше не повторилось. Это одно убеждает меня в том, что все происшедшее было лишь несчастным совпадением.

— Можешь ты честно сказать, что такого впредь не случится? — спокойно спросил Локлан.

Линкольн уже был готов сказать «да», если бы не выпавшие из памяти события, восстановить которые он не мог.

— Нет, — был вынужден сказать он, понимая, что этим добивает себя.

— В таком случае я не могу отдать тебе свою дочь, — с искренним сожалением сказал Локлан. — Уж прости.

У Линкольна перехватило горло. Он предвидел и такую возможность, но не думал, что она станет реальностью. Неужели они воображают, что кто-то может дать им подобные гарантии?!

Он был так раздавлен, что с трудом выдавил:

— Понимаю. То есть нет, но не думаю, что это имеет значение. Прощайте.