Герольды "Наследия предков" - Андрей Васильченко

На фактическое значение дополнительных штрихов еще в 1860 году указал Хомайер в своей работе «Положение „Саксонского зерцала“ в порядке использования знаков вставки», а затем в своем фундаментальном труде «Родовые и дворовые символы». Он рассмотрел вопрос исключительно с научной точки зрения.

До Хомайера царило полное непонимание относительно смысла и предназначения дополнительных штрихов. Сам Михельсен в своей книге, посвященной родовым символам, прошел мимо такого явления, как дополнительные штрихи. Очевидно, ему не была известна работа А. Люббена, которая была опубликована в 1850 году в «Журнале отечественных древностей» и которая могла предложить ключ к решению этой загадки. Люббен воспроизвел в своей научной статье, посвященной проблеме фризских имен, находящееся в Ольденбургской государственной библиотеке рукописное описание окрестностей Харлинга, которое было датировано XVI веком. В нем, в частности, говорилось: «При имянаречении их первых детей особое внимание уделялось тому, занимают ли они место, происходя по мужской или женской линии. Если же они занимали местность, происходя по мужской линии, то дети назывались в соответствии с мужским наследием. Однако если они происходили по женской линии, то преимущество имели родители жены… Тот сын, который наследовал отцовское место, получал в свое распоряжение традиционный символ. Его же братья и сестры должны были обладать специальными знаками, которые являлись родовыми символами, на которых должна была быть проведена одна или несколько черт». Кроме этого, в окрестностях Харлинга даже в XVI веке был жив следующий обычай. Каждый хозяин двора имел свой собственный символ, «обычную марку». После смерти эта «обычная марка» переходила к сыну, который наследовал отцовский двор. В то же самое время все остальные дети должны были дополнить отцовский символ одним или несколькими штрихами.

Выражение «обычная марка» как наименование, используемое для обозначения родового символа, было очень распространенным. Можно привести множество случаев подобного словосочетания, которое фактически не претерпело никаких искажений. В гамбургском документе, который датировался 1304 годом, упоминалась «обыкновенная марка». В документе 1467 года было приведено латинское написание этой формулы «Signo suo solito». Словосочетание «обычная марка» также постоянно встречается в вельдорферской «Описной книге горожан», в которой с 1559 года рисовалась история городских семей, а также имелось описание их родовых символов. «Обычной маркой» назывался символ, который был присущ данному роду, то есть был обыкновенным, а затем он переходил по наследству от отца к сыну — короче говоря, это был родовой символ.

Подобного рода вещь была «обыкновенной», то есть обыденной, так как во всех германских землях, где родовые символы находились в постоянном живом употреблении, господствовал один и тот же обычай. Правовой получатель отцовского наследия должен был и дальше нести родовой символ. Другие же братья брали отцовский символ лишь за основу, дополняя его одним или несколькими штрихами. Повсеместное распространение этого обычая от Скандинавии до Трансильвании, от Прибалтики до Швейцарии, и, конечно же, бытование его в Великой Германии позволяют заключить, что эта традиция обосновывала суть родового символа, который являлся ее визуальным воплощением.

Хомайер был фактически первым, кто обнаружил эту внутреннюю взаимосвязь обычая и родового символа. Это было воистину счастливым открытием. В ответ на первую листовку, которая была выпущена Хомайером, ему пришло сообщение с острова из Хиддензее. В нем говорилось, что в этой местности родовые символы оказались неискаженными, так как они передавались в неизмененном виде от отца к сыну, который наследовал отцовский двор. Остальные сыновья должны были направиться к озеру, где обычно они селились. Там они добавляли к своему родовому символу черту. В итоге по родовому символу было очень легко установить, кто и из. какой ветви рода происходил, а также в каких отношениях между собой в рамках рода состояли отдельные семьи. Кроме этого, к письму было приложено изображение таблицы родовых символов рода Гау.

Родовая таблица охватывает четыре поколения, а по мужской линии пять поколений рода, что является достаточным, чтобы проследить историю рода вплоть до XVII века. Она с предельной ясностью и убедительностью демонстрирует закон родового символа. Для того чтобы объяснить его, фактически не требуется слов. Таблица подтверждает, что из всех четырех ветвей рода неизменный родовой символ передавался от отца к старшему сыну, то есть он проходил в своем изначальном виде сквозь века. Также эта таблица подтверждает, что прочие сыновья добавляли к отцовскому знаку по одной дополнительной черте. На основании этого родословного дерева можно было сделать новый и поразительный вывод о том, что нанесение дополнительных штрихов к родовому символу было не произвольным, а упорядоченным, то есть отвечающим определенному принципу. Эти дополнительные штрихи приделывались к родовому символу так, чтобы отдельные ветви рода можно было отличить друг от друга, а также установить степень родства отдельных семей, создававших единый род. Для Хомайера, занимавшегося изучением «Саксонского зерцала», тезис о порядке установления родства был очень важным. Особое значение для него играло то обстоятельство, что при помощи строки, образованной одним родовым поколением, а также при помощи изображенных в этой строке символов и их отличительных особенностей можно было установить систему родства, степень родства между отдельными родственниками, насколько и каким образом они были связаны со старшими парантелями.

Под словом «парантель» Хомайер подразумевал семейную пару и их детей. Подобная парантель через последующие поколения закладывала структуру рода. Внутри рода можно было выделить парантель родителей и новую парантель. Члены родительской парантели становились главами своей собственной парантели, то есть главами самостоятельных ветвей рода.

Согласно этой точке зрения отдельные люди, принадлежавшие к родительской парантели, затем становились дедушками и бабушками и т. д. Хомайер писал: «Это естественное размежевание устанавливало и определяло пространственное расторжение рода, когда новые супружеские пары, создавшие свое особое поселение, давали начало новой линии рода, новому дому».

В создании этого парантельного порядка Хомайер, может быть, сам того не желая, передавал суть структуры германского рода. Исходя из парантели и ее постепенно ширящихся подструктур, он дошел до мысли (хотя и не совсем точно ее выразил) об обширной цельности, которая подразделялась на «дома» и «линии».

В этой системе «дом» играл такую же роль, как и в обустройстве германского рода (о чем мы говорили в предыдущей главе). Хотя, конечно, имелись и существенные отличия. Система парантельного порядка, конечно, являлась цельной, однако все-таки не целостной. «Дом» в рамках парантельного порядка являлся подразделением целого, но не составной частью целостного. Цельность парантельного порядка была умозрительной конструкцией, в то время как целостность рода являлась бытийной действительностью и законом жизни. «Дом» в парантельном порядке являлся определением для разделения целого, что было связано с двумя принципиальными моментами: с естественным размножением, посредством которого новые супружеские пары создавали свои особые поселения. «Дом» же как составная часть целостного германского рода являлся его органической частью, которая воплощала идею целостности весьма определенным способом, через осуществление жизненного закона целостности.