Имею топор - готов путешествовать - Евгений Шепельский

Гритт, оставим.

Я оглянулся в поисках Олника. Где этот прожорливый клоп? Он не пошел со мной в трюм, знал, что от его чихов помощи будет немного. Поди найди его среди тюков. Наверняка уже где-нибудь спит или тайком крадет еду на камбузе. Что ему до эльфийки?

(С другой стороны — что он эльфийке? М-да...)

В душе у меня было беспросветно.

Принц с диковинным именем вдруг возник из полумрака. Он плыл над палубой, будто тень. И выглядел примерно так же. Глаза и щеки ввалились, нос заострился. В свете полной луны он казался отощавшим вампиром. Ну да, вампирам самое время для прогулки: они же встают из гроба только по ночам.

Гритт, зачем ты упомянул о смерти?

Он взглянул в сторону пристани, усмехнулся краем рта и кивнул — кивнул совершенно удовлетворенно, даже — самодовольно и несколько кичливо. Затем показал мне стрелу, зажатую в кулаке.

У меня перехватило дыхание.

—Она?..

Принц сделал неясный жест, при этом уголки его губ опустились. Покачал стрелу на ладони и швырнул в воду. Бросил на меня странный, угрюмый взгляд. Он словно обвинял меня в чем-то.

—Аллинн тир аммен.

Почему я не говорю по-эльфийски?

Я заметил, что он в одной сорочке, заляпанной кровью.

—Я выкупил. Сделал жест. Бог-ужасный, что я сделал! Мои молитвы до свидания. Аллинн тир аммен.

Он взглянул на меня так, будто в этом самом аммене был виноват один я, будто я украл его с эльфийского капища, вульгарно сунул в карман и дал деру на ободранном сопливом лошаке.

Я не потребовал перевода. Я знал, что он не скажет.

—Она жива... и будет жить?

—Воистину так.

Клещи вокруг моего сердца разжались.

—Не вполне долго.

—Что? Что значит — не вполне долго? Поясни! Он вытянул лицо в угрюмую гримасу.

—Сбереги дыхание. Не в наш срок. Так.

Не в ваш? То есть она перестала быть бессмертной?

—Проклятие! Объясни!

—Аллин тир аммен.

С его лица на меня внимательно смотрели глаза старика. Я решил не продолжать допрос. Все равно не скажет.

—Я хочу ее видеть.

Он молча развернулся и зашагал между тюков, пошатываясь, будто пьяный.

Она лежала на спине, укрытая под подбородок парусиной, повернув голову так, что из-под тусклых волос обнажилось острое ухо. Спала. Круги под глазами и горестные складки у рта, но выражение лица безмятежное, как у ребенка.

Мне захотелось стиснуть ее ладонь в своей руке, передать свое тепло и силу хрупкому телу. Я протянул руку, чтобы убрать со щеки выцветшую прядку, но принц стремительно сжал мое запястье.

—Тион!

Голос ожесточенный, словно я вместе с прядкой намеревался прихватить девичью непорочность или что-то подобное, гм, тот самый аммен, будь он неладен.

Принц загородил Виджи, глядя на меня исподлобья.

—Я млею от мысли и злобен! Тион! Изыди!

Я рыкнул негромко, но не стал спорить — лечит тот, кто умеет. А кто не умеет — тот не должен мешать.

—Хорошо. Я скажу коротышкам, чтобы принесли воды и пищи.

—Аллинн тир аммен.

Это прозвучало в мою спину как проклятие.

* * *

Вскоре мы проплыли мимо сторожевых башен гавани — массивных и коренастых, готовых метать каменные ядра катапульт в пиратов Кроуба. Это все, что осталось у города для защиты со стороны моря после того, как пираты сожгли хараштийские боевые галеры, коварно (о да, на это они мастера!) подобравшись к ним вплотную. Говорят, они подкупили... Черт, забудем. Теперь это не моя беда.

Нам подмигнули чуть видным огоньком. Мокли отдал команду, и фонарь на носу бота погасили. Впрочем, это была лишняя предосторожность — горизонт затянула белесая мгла. Пираты, конечно, ошивались поблизости, но верткий самоход коротышек был готов в любой момент прижаться к берегу.

Мы двигались удивительно плавно. Наверняка мягкость хода обеспечивал и штиль — бот совсем не раскачивало. Это было хорошо. Это было очень хорошо... для раненой.

Ночной город сверкал и переливался за спиной грудой огней в камине. Где-то там, в одной из лавок, ночевал мой топор. Он был единственной вещью, о которой я жалел, покидая Харашту.

Раздобыв пресной воды, я кое-как отмылся у шпигата и выстирал одежду. Мне предложили поесть, но я отказался. Никакого аппетита в... м-м-м, подвешенном состоянии. Что удивительно — даже выпить не хочется. Впрочем, коротышки не предлагали ничего, кроме воды, спирт на борту разрешалось использовать только в медицинских целях.

Мокли подходил дважды с вопросами про опасного гнома. Я только пожимал плечами. Ну откуда ж я знаю! Наверное, прыгнул за борт, поганец, с утра мается дурным настроением, или аист унес — домой, к родителям.

Я начал уже выбирать место для того, чтобы прикорнуть, как друг кто-то дернул меня за рукав.

—Фатик! Эй, эй, Фатик!

—Олник? Паршивец, ты где был, чем занимался?

Мой старый товарищ придерживал штаны рукой. Его лицо было мокрым, волосы слиплись, глаза блестели неестественно ярко.

—Не знаешь, где можно украсть веревочку?

—Тебе зачем?

—Я порвал свой пояс, нечем подвязаться. А на тюках очень толстые канаты...

—Будь я проклят! Ты что, собирался повеситься? Он набрал воздуха в грудь.

—Поклянись, что никому не расскажешь!

—Да чтоб меня разорвало. Клянусь, никому не расскажу о том, что ты собрался вешаться на самоходе карликов.

—Я... ухх! Я узнал их страшную тайну!

—Это что-то насчет цвета их белья?

Гном был настолько взволнован, что ни разу не обиделся на подначки. Он пугливо огляделся, но коротышек поблизости не было. К тому же мы стояли у самого щита, что закрывал палубу от брызг колеса. Плеск воды отлично заглушал звуки речи.

—Короче, раз уж я оказался на самоходе, я решил помереть, но вызнать их секрет! Сунулся туда, сунулся сюда — везде закрыто, не пролезешь. Ох уж эти змеюшки, барановые ойники, все-то им надо запрятать!

—Они разнервничались, когда узнали, что повезут гнома. Они посчитали тебя опасным.

—И правильно! Правильно!.. Так вот, тогда я решил: не изнутри, так снаружи, не мытьем, так катаньем! Не может быть такого, чтоб не отыскалось щелочки, в которую можно подсмотреть, эркешш махандарр!

—Гм, это прямо как тот случай на бульваре Веселых Монашек... Я тогда едва тебя отбил.

—Ай! — Он махнул рукой и подхватил сползшие было штаны. — Я обследовал эту лоханку, облазил сверху донизу; ведь не может так быть, чтобы не было ма-а-ахонькой щелочки...