Райский уголок - Нина Стиббе

самых печальных годовщин в маминой жизни. Прошло уже несколько лет, но ежегодно в этот день мама очень тихая и глубоко несчастная – она погружается в боль и сожаление. И мы вместе с ней. Она что, действительно забыла? Предстоящая свадьба похоронила печальные воспоминания? Может, и так, может, так всегда действует счастливый брак. Я почувствовала, как глаза мои наполняются слезами, и поняла, что никакая свадьба – пускай и счастливая – никогда не затмит для меня печали давнего события. Я взглянула на сестру и по тому, как она дергала ногой и как подрагивали у нее губы, поняла, что она тоже все помнит. Но мы ни слова не произнесли вслух. Если мама все забыла и боль ушла, только к лучшему.

Свадьбу назначили именно на эту дату, без промедления, на утро, пока Дэнни не раскапризничался, – не то чтобы он часто бился в истериках, но с утра определенно вел себя лучше. И мы рванули обратно в нашем фургоне.

– Только подумайте, девочки, – сказала мама. – В этот самый день я стану миссис Гарри Холт.

– Ага, – согласились мы.

Тут до нее дошло, и она резко затормозила на гравийном пятачке прямо напротив тюрьмы Гартри. Выскочила из фургона, а потом в оцепенении, пошатываясь, прошла несколько шагов, и ветер трепал ее волосы. И мы тоже вылезли и встали рядом с фургоном, взялись за руки и немножко поплакали. Если бы тюремный охранник выглянул в этот момент, он мог подумать, что мы планируем побег преступника.

– Как мы могли забыть? – сквозь слезы восклицала мама. – Как мы могли забыть?

Но, посмотрев на нас, поняла, что мы-то не забыли. Тут Дэнни начал стучать в стекло своим тряпочным осьминогом, и мы полезли обратно в фургон.

Мы вспоминали то печальное событие, нашего маленького братика, которого мы так ждали и так хотели увидеть. Но он умер, почти четыре – или уже пять? – лет назад, прямо перед тем, как должен был появиться на свет. Мы вспоминали, как это было ужасно и какие надежды мы с ним связывали, как будто он был ответом на наши молитвы. И как мы старались сначала скрывать мамину беременность, но были настолько воодушевлены, что придумали ему прозвище Колокольчик, чтобы украдкой говорить о нем. И как мама хотела назвать его Джеком, хотя нашего младшего брата уже звали Джек, но отныне пришлось бы называть его Джеймс или Джимми. Мы вспоминали, как мама сама хотела умереть, когда умер Колокольчик, и пила прямо из бутылки, и кричала, и проклинала Бога. И ни единой душе на всем свете не было дела до нашей мамы – наша любовь не в счет, – и мы жили, ощущая ужас и собственную ненужность, потому что ничто не могло удержать нас от падения все глубже и глубже.

Я внезапно поняла, что мама и сестра уже не плачут, а говорю только я и слышу свои собственные горькие слова и рыдаю в ладони. И мама сказала:

– Лиззи, Лиззи.

Сестра сказала, как чудесно все обернулось (если подумать) и как нам повезло, что мистер Холт прекратил наше падение, а мама ловко вынудила его завести еще одного ребенка. И этот ребенок такой же прелестный, каким был бы Колокольчик. Никто из нас не говорил, что Колокольчик сейчас на небесах или другую подобную чушь, но мы поняли, что горе поблекло. Мы шмыгнули, вытерли носы и глаза, и я завершила свой скорбный плач.

– Но ты сможешь справиться с этим, – спросила сестра, – на годовщину?

– Нет, – честно ответила мама. – Не смогу.

Поэтому мы вернулись в Маркет-Харбороу – с красными лицами и поникшие, – чтобы выбрать другое свободное время, на несколько дней позже. И, к счастью, время нашлось – единственное на много-много недель, поскольку кто-то отменил ранее заказанное, гораздо более востребованное субботнее утро.

Мистер Холт целиком и полностью доверил маме всю организацию мероприятия и составление списка гостей. И тогда мама сократила список до минимума и не пригласила его родителей, потому что они могли почувствовать себя обязанными, и вообще из Норфолка им далеко ехать. Мама никак не могла решить, кого же пригласить, и у нее ушло около часа и две чашки эконом-кофе на составление списка из восьми примерно человек, включая милую пару через дорогу – Алистера и Сару (единственные либералы в радиусе десяти миль), семью Джеффа и Бетти из «Подснежника», которые не были либералами, но все равно милые, Дино – шофера фургона, мисс Келлогг, нашу бывшую няню Кэрри Фрост и самого младшего маминого брата.

Мне показалось, что людей маловато, и я предложила добавить несколько имен.

– Пригласи подруг, – посоветовала я.

А мама сказала, что у нее нет подруг, с тех пор как Селия Уотсон ушла в менопаузу и на нее больше нельзя положиться.

– А миссис Гудчайлд, которая через дорогу, и ее муж и малыш Бобби? – предложила сестра.

Это было как помахать красной тряпкой перед глазами быка. Мама взревела:

– Что вы все, мать вашу, зациклились на этой долбаной тетке?

Странно, что мама разоралась на сестру, потому что зациклилась-то на миссис Гудчайлд она сама.

Я предложила кандидатуру Мелоди Лонглейди, но ее панковский вид слишком вызывающ для церемонии, и потом, я хотела бы пригласить Миранду. Но тогда откротся шлюзы: если Миранда, почему тогда не Салли-Энн или (боже упаси) Матрона и сестра Салим, а там и Карла, мать ее, Б, с ее голым пупком? Хотя идея довольно забавная, но мысль увидеть их всех в моем собственном доме, разглядывающими мамины рисунки лошадиных голов (а теперь еще и человечков), снимающими с полок книги, играющими в дартс и обсуждающими оригинальный лоскутный ковер… нет, невыносимо. Отказать.

Потом возникла идея чаепития. Мы с мамой и сестрой позвонили в «Медный чайник» в пригороде разузнать, что там предлагают, но когда хозяин назвал цену за самый простой закусочный стол на четырнадцать человек – с бокалом «Блю Нан» или бутылкой пива на персону – больше сотни фунтов, мы чуть в обморок не грохнулись, а мама назвала это «абсурдным». Потом мы с сестрой представили, как готовим закуски сами, дома, а Либеральную Даму через дорогу просим приготовить меренгу «Павлова», которой она вечно похваляется, но тут мама застонала и сказала, что нет, она этого не вынесет. Я в шутку прикинула, не попросить ли Майка Ю доставить яйца фу-янг, сделать домашний сок и пунш на основе виски с плавающими в нем кусочками яблока, но это казалось неприличным, хотя от самой мысли приятно защекотало внутри.

20

Метадон[38]

Сестра Салим вместе с Эйлин и Салли-Энн