Богачи - Юна-Мари Паркер

Тиффани вздохнула с облегчением и вытерла испарину со лба. Ее идея сработала! Она правильно выбрала оттенок серого шифона, убедительно имитирующий цвет гранита, и настояла на широких фалдах, создающих ощущение воздушности. Бог мой, чего ей стоило убедить режиссера и танцоров в том, что малейшее неверное движение пустит насмарку весь ее замысел — ведь тогда зрители могут заметить одежду на статуях! Именно ей пришла в голову мысль осветить яркими софитами оркестр, чтобы дать возможность танцорам снова «окаменеть». Тиффани заметила, что режиссер улыбается и кивает ей из-за своего пульта, и помахала ему в ответ, не скрывая, что невероятно гордится своей маленькой победой.

Далее на сцене появилась Карла Танслей, главная героиня, в платье, специально предназначенном для финального эпизода, — облако светлого тюля, усыпанное голубыми перьями. Тиффани беспокоило, как оно будет выглядеть в свете прожекторов, когда актриса станет сопровождать свою песню свойственными ей энергичными телодвижениями. Если от этих действий перья начнут топорщиться, она будет похожа на взъерошенного цыпленка, а значит — надо все переделывать.

Костюмы для хора, который представлял собой сонм поющих ангелов, смотрелись великолепно. Тиффани удалось уловить эмоциональный окрас волшебной парижской ночи, Богом созданной для любви, и передать его средствами своего искусства.

Она углубилась в свои заметки, пока режиссер о чем-то беседовал с осветителем. Ей показалось, что белое платье главной героини во второй сцене первого действия выглядит бледновато. Может быть, ожерелье из крупных камней и серебряные браслеты на обоих запястьях изменят впечатление? Надо подумать.

Тринадцать часов напряженной, изматывающей репетиции пролетели незаметно. Было уже десять часов вечера, и требовать от актеров правильного произнесения реплик, а от танцоров — отточенных движений казалось бесчеловечным. Хористки, перешептываясь, называли режиссера «выжившим из ума садистом», главный герой визгливо требовал от осветителей такого же, как у примадонны, красного светового пятна в финальной сцене. В общем, гармония сценического мира полетела в тартарары.

Тиффани поднялась и через горы пустых бумажных стаканчиков и пакетиков от чипсов, которыми был усыпан пол, двинулась к двери за кулисы. Она любила этот мир со всем его безумием и волшебством. Ей нравился ни с чем не сравнимый запах кулис и гримерной, размах грандиозного шоу, в создании которого она принимала участие, импонировало стремление сотен людей, каждый из которых вносил свою лепту в общее дело, к тому, чтобы их детище покорило зрительские сердца.

Но сегодня все настолько вымотались и издергались, что готовы злиться на себя и весь белый свет. В такой ситуации о плодотворной работе речи быть не может. Завтра всех ждет новая репетиция, а пока актерам необходимы плотный ужин и крепкий сон. Тиффани по собственному опыту знала, что только два этих лекаря способны вернуть уставшему человеку чувство юмора.

— Тиффани, тебя там спрашивают, — крикнул ей с самой верхотуры знакомый осветитель.

— Меня? — удивилась она. — Кто же?

Светловолосый парень с насмешливыми глазами улыбнулся и ответил:

— Мне очень жаль разочаровывать тебя, дорогая, но это всего лишь твоя мать.

— Мать? Что за черт! — Тиффани посмотрела на часы. Что, интересно знать, могло понадобиться от нее матери поздним вечером в театре? Уж не стряслось ли еще чего-нибудь?

— Не знаю. Во всяком случае, мне передали, что к тебе пришла миссис Калвин, — добавил осветитель.

Тиффани бросилась к проходной и застала там охранника Эдди. Он, лениво перекатывая жвачку, в полном одиночестве смотрел по телевизору бейсбольный матч.

— Эдди, мне сказали, что моя мать здесь. Она уже ушла?

Эдди оторвался от телевизора и лаконично ответил:

— Насчет матери мне ничего не известно.

— Но…

— Вас спрашивала миссис Калвин.

Тиффани недоуменно огляделась и только тогда заметила женскую фигуру в полумраке проходной. Девушка в ярко-розовом платье и с высоко подобранными в пучок темными волосами стояла в отдалении, подперев плечом стену. Она оглядела Тиффани с головы до пят, и на ее губах появилась усмешка.

В памяти Тиффани вспыхнул образ девицы, которую они с Грегом видели в клинике у Закери, и в следующий миг ей все стало понятно. В проходной повисла тишина, которую через некоторое время нарушила Смоки.

— Это я миссис Калвин. Миссис Закери Калвин, — сказала она, горделиво выпрямившись. Смоки репетировала эту встречу перед зеркалом весь вечер и теперь была уверена, что говорит и держится как подобает настоящей великосветской даме. — Я подумала, что нам не помешает встретиться.

Смоки плюнула на окурок своей сигареты, прежде чем бросить его на пол и растоптать каблуком модельной туфельки. При этом она ни на мгновение не упускала из виду собеседницу.

— Вы вышли замуж за моего брата? — надломленным голосом спросила Тиффани.

— Разумеется! А почему бы и нет? — усмехнулась Смоки и, заняв прежнюю позицию у стены, вызывающе выставила вперед бедро. — Я единственный человек, кому есть до него дело.

— Это неправда! — Ярость окрасила щеки Тиффани, а ее глаза презрительно сощурились. — Нам есть до него дело, поэтому мы и отправили его в клинику. Я все время с ума схожу от неизвестности. Мы… Я пыталась найти вас… Я знала, что это вы помогли ему бежать!

— Я и не отпираюсь. Уж больно плохо ему было в этой дерьмовой дыре. — Смоки напрочь позабыла о том, что собиралась изображать из себя леди. — И знаешь, что я тебе скажу? Закери счастлив со мной.

— И вероятно, снова принимает наркотики, — резко заметила Тиффани. — Разве вы не знаете, что говорят врачи? Если он не откажется от них, то погибнет через пару лет.

— Ладно заливать! — рассмеялась Смоки. — Тоже мне, моралистка отыскалась! Строит из себя неизвестно что… Можно подумать, я не знаю, что все вы в театрах наркоманы!

Тиффани набрала полную грудь воздуха и… заставила себя успокоиться. Главное, не выйти из себя. Тогда с помощью этой девчонки можно выйти на Закери.

— Где вы сейчас живете? — спросила она как можно более небрежно.

— У меня. Но это временно, пока мы не найдем что-нибудь поприличнее. Ведь Закери привык совсем к другой обстановке.

— Еще бы, — тщетно стараясь избежать сарказма в тоне, сказала Тиффани. — Так чем обязана удовольствию видеть вас?

— Зак отправил меня к вам потому, что у вас хорошие отношения с родителями. Заку уже исполнилось восемнадцать, и он хочет получить причитающиеся ему деньги от отца. Вот мы и подумали…

В груди у Тиффани клокотала ярость. Она всегда готова помочь Закери. Она все сделает для своего младшего брата. Но в эти игры играть не станет!

— Хорошо, — с улыбкой ответила Тиффани. — Когда я могу навестить вас? Я не виделась с Закери с тех пор, как в последний раз навещала его в клинике.