Средняя Эдда - Дмитрий Захаров

– Телефоны пока побудут у Дениса. Если ты – честный человек, тебе ведь и опасаться нечего, верно?

– Саша, – в Катином взгляде вновь блеснула истерика, – отдай мой телефон! Немедленно!

Она совсем не понимает ситуации, подумал Ас. Думает, я покричу на нее, она – на меня, и все разойдутся при своих. И это в худшем случае. Мысль, что ее возьмут прямо здесь, и всё на этом закончится, ей в голову не попадает.

– Вова, – сказал Ас в рабочий телефон, – отдай Кате телефон. Только уведоми сначала Дениса.

Вячеслав Бурмакин

41. Потомственная номенклатура. Папа – второй секретарь посольства в Голландии, мама из торгпредства. МГУ, истфак, здесь и попался на глаза. Аналитический отдел, избирательная кампания, квартира, еще квартира, дача на Новой Риге, «Infiniti», «Infiniti» побольше. Что же тебе всё мало, Славик?

Этот вряд ли, решил Ас. Бывает, что такие тоже бесятся с жиру, но легенда заметно хуже. Крысит, конечно, – из РБК и «Лайфа» давали такое эхо – но по мелочи. Хуже, что несет всё без разбора, тащит в гнездо любую блестяшку. Надергает, а потом отрыгивает своим френдам из АП. На всякий можно попробовать – на будущее.

– Доигрался, Славушка? – зло спросил Ас, не успел Слава еще закрыть дверь.

Тот чуть было не подпрыгнул на месте – нервный какой – и удивленно уставился на шефа.

– С чем это я доигрался?

– С чем обычно, Славик, – с деньгами.

– Не понимаю, – сказал Слава, нахохлившись. Он прошел к своему обычному креслу, но остался стоять. – Какие деньги?

– Это я жду от тебя рассказа, какие деньги.

Слава топтался на месте.

– Не понимаю, – повторил он.

Ас смерил его скептическим взглядом и уставился в айпад.

– Хорошо подумай, – предупредил он.

Слава плывет в критических ситуациях, впадает в бесконечный лицевой танец. Денис таких щупает за пятнадцать минут, только здесь даже это не нужно. Что ты можешь знать, Славик? Что у тебя для меня есть, дорогой? Ты ведь сейчас лихорадочно соображаешь, какой конверт сыграл. А вот сейчас – мечешься по закоулкам ума в поисках ответа, сразу ли падать мне в ноги или после скорбного лица. После лица ведь, Славик? Ладно, танцуй-танцуй.

Слава продолжал стоять, теребя бороду и неопределенно-обиженно глядя на Аса. Он еще не решил. Он выбирает.

– Слу-ушайте, – протянул он, – кто-то на меня стучит, да?

– Ты сам на себя стучишь, Слава.

Это, кстати, правда. Придумал себе особое положение и ленится даже элементарно шифроваться.

– Ладно, Слава, мне надоело, – сказал Ас, не отрываясь от айпада. – Говори или пошел вон из кабинета.

Слава непроизвольно косит глазом на дверь. Играет бровями, взволнованно дергает уголком рта. Дает горе по сдохшей собачке.

– Слушайте, ну это же не из наших денег. Он говорит – у меня, мол, не принято, чтобы не платить за работу.

– Кто из них?

– Ну, Волгин со второй кнопки.

– Та-ак.

– Я отказывался сначала, а потом думаю: ну, неудобно…

– Стыдоба, Славик.

– Слушайте, ну я верну.

– Нужны мне твои крохи. Когда он уговорил тебя размещать картинки в наших СМИ?

Слава потерял весь лицевой настрой.

– Какие карти-и-инки? – ошарашенно протянул он.

Да, подумал Ас, не пойдет. Совсем неубедительно будет смотреться.

– А какие у тебя есть картинки? Те самые!

– Да вы что, – пробормотал Слава, – вы что…

Александр Овечкин

33, Сибирь, журфак, «Коммерсант». Потом какая-то чехарда: Индия, Бангладеш, Тай. Вернулся, «Известия», «Молодая гвардия». Семьи нет. Левая тусовка, лимоновцы, художники.

Этот, кстати, может. Перевербованный однажды перевербован навсегда. А кто вербовал? Аверин, когда курировал молодежку. Отличный сюжет, кстати.

– Слушай, Саша, – сказал Ас, когда Овечкин настороженно ступил на порог кабинета, – у меня к тебе короткий вопрос и убегать уже надо. Когда вы в последний раз ходили в баню с этой твоей художественной шушерой, что говорили про новые картины? Только точно вспомни, это важно.

– Последний? – переспросил Овечкин. – Так я же вам давал записку.

– Да знаю-знаю, – закивал Ас, – но ты почему-то пропустил пару поворотов.

– Да? – удивился Овечкин. – Ну не знаю… про двенадцатую говорили. Все ждут… ну вы слышали… что всё навернется. Ну… Корень говорит, это должна быть «Гибель богов». Спорили – до инаугурации или после…

– Тебе с ними не противно? – перебил Ас.

Овечкин неопределенно покрутил рукой.

– Да они же дурачки, – пояснил он, – я их учу понемногу, приглядываю. А то они будут на людей кидаться. Зачем? Это же так, мамкины блогеры.

– А Черный тоже считает, что будет «Гибель богов»?

– Кто? – переспросил Овечкин.

– Черный. Приятель твоего Корня.

Овечкин наморщил лоб и пожевал губами.

– Черный?

– Точно.

– Там был какой-то паренек из Воронежа, кажется. Корень еще сказал, что пришло сообщение, и надо его переправлять из Москвы. Не знаю, как зовут. И что рисовал, не знаю. Но он такой тихий вообще… такой шкет.

– Ладно, – махнул рукой Ас, – тогда брось в вотсапп, если вспомнишь про Черного.

– Ага, – кивнул Овечкин. Он явно расслабился от мирного течения разговора. – Я сейчас еще прокручу в голове.

Когда он уже был на выходе, Ас его окликнул.

– Саша.

– Да?

– Про то, откуда он тебя знает, тоже вспомни, пожалуйста.

Дмитрий Борисов

35. Опять Сибирь, опять «Коммерсант». Отец – какой-то конструктор из НИИ. Жена сбежала. Вольтерьянец, со всей этой рукопожатной тусовкой на «ты». Вечный кухонный оппозиционер. Амбиции, но на поступок, скорее, не способен.

– Послушай, Дима, – сказал Ас, с грустью глядя на своего культурного аналитика. – У тебя есть ко мне какие-нибудь претензии? Вопросы, может?

– Да ну, – сказал тот, вежливо улыбаясь, – какие вопросы, Александр Сергеевич?

– Хорошо, – кивнул Ас. – А как ты думаешь, у меня к тебе есть?

– Наверное. Иначе бы что я тут делал?

– То есть тебя не удивляет, что мне приходится всех поставить на уши, чтобы с тобой поговорить?

– Всех из-за меня?

Ас сделал вид, что не заметил этого вопроса.

– Дима, скажи, когда я принимал тебя на работу, мы же договорились? – продолжал он. – Твои друзья, твои связи – мы их не учитываем, если это не мешает делу. Я сказал: работай честно, не крысятничай, и ты заслужишь уважение серьезных людей. Может, я тебя чем-то обидел? Может, это не ты дважды приходил ко мне и говорил: я не буду этого делать, потому что это против моих убеждений? И что, я тебя заставил?