Попытки любви в быту и на природе - Анатолий Тосс

Сценарий надо было перекраивать прямо по ходу действия. Потому что понятно было, что Илюхе срочно требуется подмога, и получалось, что его личное, индивидуальное изнасилование должно перейти в наше совместное, иными словами, в групповое. Хотя это совсем иная статья. Даже в Уголовном кодексе иная, хотя мы с Илюхой близко с этим кодексом знакомы не были.

В общем, не было у меня времени на методичное избиение Инфанта, на все эти сценические подготовленные трюки и специальные эффекты. Я моментально двинул куда-то в мягкое, не очень разбираясь, потому что возня сзади усиливалась с каждой секундой. Потом я двинул снова, и вроде Инфант застонал, а может, я ошибся, и стонали уже сзади. Хотя стон был отчетливо мужской, болезненный и с надрывом.

Я суетливо засунул руку в карман, зачерпнул клюквенного сиропа с сахаром и плеснул горстью на Инфанта, после чего нажал ему на плечи — съезжай, мол, быстро вниз и падай бездыханно, видишь, времени нету, к Илюхе на выручку надо поспешать. И Инфант понял меня и рухнул вниз, а с лица его густой волной стекал багряный клюквенный сироп и растекался по траве тягучей сахарной волной. Которую Инфант высунутым своим языком старался незаметно слизать.

Но он меня больше не интересовал, потому что я был обеспокоен за Илюху, за его последующее здоровье и вообще за всю его дальнейшую судьбу. И было от чего. Я развернулся и рванулся к нему, к моему коллеге по непосильному на-сильному труду — ведь если пропадать, так на пару. Но совершенно напрасно, кстати, рванулся.

Я уже на бегу понял, что напрасно, просто остановиться вовремя не успел, инерционная сила помешала. Я скользил по траве в неудачной попытке затормозить и видел, как перегнулся в поясе Илюха, задышав девушке куда-то в низ живота. Но совсем не потому, что низ ее живота как-то особенно его привлекал. Совсем нет! Просто девушка прямо на моих глазах, поддерживая руками хрупкую Илюхину фигуру, сильно тыкала своей коленкой куда-то Илюхе в самый перегиб его тела. А тот подпрыгивал от каждого ее жесткого прикосновения и как-то нелепо похрюкивал при этом.

Мне действительно следовало намертво затормозить и прекратить движение на помощь другу. Потому что помощь моя в любом случае запоздала и больше ему пригодиться не могла. К тому же если бы я спасся, то хотя бы смог потом вынести с поля Илюхино тело и предать его земле. Хотя бы после того, как озверевший мамонт, в смысле девица, бросит его, растерзанное, засыхать на бесчувственном травяном покрове.

А так, если она и меня покалечит, то кто нас обоих подберет и переправит к Склифосовскому? Инфант? Нет, на этого рассчитывать было бесполезно.

Но я не успел затормозить и пробежал лишний метр. Казалось бы, всего метр, ерунда какая, но его как раз оказалось достаточно для ее длиннющей меткой ноги в жесткой туфельке сорок восьмого размера. На которую запросто можно было повесить значок «Ворошиловского стрелка», потому что влепила Инфантова подруга своей туфелькой прямо в десятку, как говорится, не целясь, с бедра. Я думал, что так только в кино бывает, — ведь не просто небось с ходу попасть в относительно небольшую точку между животом и коленями, которая даже не особенно выделяется на общем фоне брюк. А она вот попала.

И перегнулся я вслед за Илюхой и захрюкал вслед за ним. Не потому что мне его пример понравился, а потому что больно мне было очень. Настолько резко больно, что… Но не буду объяснять. Те, кто испытывал такое, и так меня поймут, а тем, кому испытать не пришлось, — разве тем объяснишь!

Так мы и стояли с Илюхой, загнувшиеся оба, держась обеими своими руками каждый за свое. Именно за то, на чем загнулись. Мы почти что упирались друг в друга склоненными нашими головами и составляли из двух букв «Г» почти полновесную букву «П».

— Бля… — прошептал мне в голову Илюха, но совсем нематерно у него получилось. (Настолько нематерно, что я с чистой совестью вставляю это обычно нелитературное слово в свой чуткий, осмотрительный, расчитанныи на нежные сердца текст.) — Я больше не хочу насиловать, — пробормотал он снова. — Я даже, наверное, не могу больше.

И я его понимал, потому что чувствовал то же самое никак не меньше его. Хотя мы свои чувства не сверяли.

— Ах вы засранцы маленькие, — раздался позади Илюхи грудной девичий голос. — Милицейского тела захотели! А не боитесь подавиться моим телом, гады?

«Чего? — не поняли мы с Илюхой, даже не пытаясь разогнуться. — Какого тела? Какой милиции?»

— Я вам покажу, сосунки, как на капитана милиции свои маленькие членики поднимать, — продолжал бушевать не на шутку рассерженный голос.

«Капитан милиции?!! — еще больше изумились мы с Илюхой. — Может ли такое быть? С нами ли? Явь ли это? Ведь в яви такого не бывает!!!»

— Насильничать надо мной решили, — горячилась отличница наверняка боевой и физической подготовки. — Я вас научу, как насильничать. Да я вас самих, как котят, выеб…

И тут она вообще стала использовать слова, которые хотя мы тоже знали, но вот я их даже в наш сценарий не вставил. Не говоря про страницы этой книги.

— А ну, на колени, раком встать и не шевелиться у меня. Кто рыпнется, тому хана, я стреляю без промаха.

Мы нехотя обернулись и с ужасом убедились, что у нее действительно есть из чего стрелять — она его в руках своих держала, прям на нас направленный. Ну а про «без промаха» — мы уже убедились. И мы послушно встали на коленки или, как называла позу офицер милиции, «раком».

Теперь Инфантова девушка (так, к сожалению, и не запомнил ее имени) стояла со стороны вздернутых наших задов. А недалеко от наших лиц сука Инфант дергал своим красным языком, слизывая остатки клюквенного сиропа.

— Мало того, что я вас на пятнадцать лет упеку, — громыхала над нашими задами вооруженная женщина, — так я вас сейчас сама перееб… — И она снова перешла на ненормативную лексику.

Мы с Илюхой переглянулись, и в наших расширенных от ужаса глазах застряла одна и та же мысль:

«То, что она вполне на такое способна, — это понятно. Но вот есть ли у нее чем? А вдруг есть?!!»

— Не волнуйтесь, — как бы услышала она нас, хотя и говорят, что телепатия наукой не доказана. Но ведь у каждой женщины интуиция не в меру развита, а у женщин-капитанов, видать, особенно. — Не боитесь, жопники, найду, чем воткнуть поглубже. Не впервой небось. Быстро снять штаны. Считаю до пяти, потом стреляю.

Мы с Илюхой снова переглянулись и поняли, что все так и произойдет — и про «воткнуть» и про «стреляю».

— Бежать надо, — посоветовал нам обоим Илюха. — Изнасилует, сука…

Я всем своим трепещущим телом согласился.

— Бежать, старикашка, — повторил мой товарищ. — Спасение от изнасилования — дело рук самих изнасилованных!

Но здесь я перебил его свистящий шепот.

— Куда бежать? — перебил я своим шепотом. — Застрелит ведь!

— Лучше умереть стоя, чем жить на коленях! В смысле раком, — ответил мне Илюха еще одной гордой цитатой. — Я ей живой не дамся…