Сокровище - Клайв Касслер

– Тарелка супа и галлон горячего шоколада оказались бы сейчас весьма кстати.

Питт передач заказ стюарду.

– Да, а о какой пище для ума ты говорил? – спросил Редферн с любопытством ребенка, вскакивающего с постели рождественским утром.

Питт взглянул на гостя и улыбнулся:

– Как у тебя с латынью, Мел?

– Более или менее. Но мне казалось, ты говорил, что судно греческое.

– Оно действительно греческое, – сказала Лили, – но капитан вел журнал на латыни. Мы обнаружили шесть вощеных дощечек с текстом. На седьмой – линии, похоже на карту. Дирк обнаружил их при первом погружении. Я перенесла надписи на бумагу, так что теперь с них можно будет снять копии. Кроме того, я перерисовала карту. Правда, пока нам не удалось определить место – там нет никаких названий.

Редферн опустился на стул и взял в руки одну из табличек. Несколько минут он молча рассматривал ее, причем на его лице было написано почтение, граничащее с благоговением. Потом он отложил в сторону табличку, взял бумаги Лили и начат читать.

Стюард принес гигантскую кружку горячего шоколада и тарелку бостонской похлебки из моллюсков, но Редферн настолько увлекся чтением, что лишился аппетита. Он наугад протянул руку, нащупал кружку и принялся размеренно подносить ее ко рту, делая большие глотки, но при этом не отрывал глаз от бумаг. Спустя десять минут он встал и забегал по кают-компании, бормоча себе под нос латинские фразы и, казалось, совершенно позабыл о своей восхищенной аудитории. Питт и Лили сидели молча, боясь нарушить ход мыслей ученого, но с любопытством наблюдая за его действиями. Редферн остановился, метнулся к столу и снова уставился в бумаги. Нетерпеливое ожидание повисло в воздухе.

Прошло еще несколько минут, и Редферн наконец опустил бумаги на стол, причем его руки заметно дрожали. Потом он сел и невидящими глазами воззрился в пространство перед собой. Его глаза затуманились.

– Вы выглядите так, словно нашли священный Грааль, – не выдержал Питт.

– Что там? – подала голос Лили. – Что вы обнаружили?

Голос Редферна был так тих, что они с трудом расслышали ответ. Он опустил голову и был поглощен собственными мыслями.

– Существует вероятность того, что ваша случайная находка откроет двери к величайшей коллекции сокровищ литературы и искусства, которая когда-либо была известна человечеству.

– Теперь, когда вы целиком завладели нашим вниманием, быть может, вы поделитесь своими открытиями? – сухо поинтересовался Питт.

Редферн помотал головой, словно хотел стряхнуть наваждение.

– История, вернее, сага, – по-моему, это слово наиболее подходящее – воистину удивительна. Я сам не в состоянии ее постичь.

Лили спросила:

– На этих табличках объясняется, почему греко-римское судно оказалось так далеко от родных берегов?

– Не греко-римское, – поправил Редферн, – а византийское. Когда «Серапис» вышел в плавание, столица империи была перенесена Константином Великим[27]из Рима на Босфор, где находился греческий город Византии.

– Который позднее стал Константинополем, – добавил Питт.

– А затем Стамбулом, – продолжил Редферн, обращаясь к Лили. – Извини, что сразу не дал прямого ответа. Да, на табличках сказано, почему судно пришло сюда. Чтобы понять это, необходимо вспомнить, что в триста двадцать третьем году до нашей эры в Вавилоне умер Александр Великий. Его империя была разделена генералами. Один из них, Птолемей, стал царем Египта. Он заполучил и тело Александра, поместив его в саркофаг, сделанный из золота и хрусталя. Позднее он воздвиг красивый мавзолей, вокруг которого построил великолепный город, по роскоши превзошедший Афины. В честь бывшего царя город был назван Александрией.

– Какое все это имеет отношение к нашему кораблю? – не поняла Лили.

– Потерпите немного, – сказал Редферн. – Сейчас вы все поймете. Птолемей также создал музей и собрал огромную библиотеку. Его преемники, в том числе и Клеопатра, и более поздние, продолжали пополнять музей ценными манускриптами и предметами искусства, так что со временем музей и в первую очередь библиотека стали величайшим хранилищем литературы и искусства из всех, доселе существовавших. Так продолжалось до триста девяносто первого года нашей эры. В том году император Феодосий и александрийский патриарх Теофилий, человек очень религиозный, решили, что почитание чего бы то ни было, кроме только что возникших христианских догм, есть язычество. Именно они явились вдохновителями уничтожения библиотеки. Статуи, произведения искусства из мрамора и бронзы, золота и кости, картины и гобелены, книги в кожаных и папирусных свитках и даже тело Александра – все это должно было быть сожжено.

– О каких количествах идет речь?

– Только книг нам были десятки тысяч.

Лили покачала головой:

– Какая ужасная потеря!

– Остаться должны были только библейские и церковные письмена, – продолжил рассказ Редферн. – Библиотека и музей в конечном счете были стерты с лица земли арабскими и исламскими армиями примерно в шестьсот сорок шестом году нашей эры.

– Шедевры, которые накапливались веками, – сказал Питт, – были безвозвратно утрачены.

– Да, – согласился Редферн. – Так считалось до сегодняшнего дня. Но если то, что я сейчас прочитал, окажется правдой, самая ценная часть коллекции вовсе не потеряна. Она спрятана.

– Вы хотите сказать, что она существует до сих пор? – переспросила ошарашенная Лили. – Ее не сожгли? Погрузили на судно? Вывезли?

– Во всяком случае, именно это написано на дощечках.

На физиономии Питта явственно отразилось сомнение.

– Но ведь «Серапис» мог вывезти только незначительную часть коллекции. Судно слишком маленькое, его грузоподъемность не более сорока тонн. Экипаж мог разместить в грузовом трюме пару статуй и несколько тысяч свитков, но в нашем случае и речи быть не может о тех количествах произведений искусства, о которых ты говорил.

Редферн покосился на Питта с уважением.

– А ты, однако, проницателен, – сказал он, – и хорошо знаешь морское дело.

– Давай вернемся к нашему судну, – поторопил профессора Питт, – и к тому, как оно оказалось в Гренландии.

Редферн взял листочки с текстом и разложил их в нужном порядке.

– Я не буду дословно переводить латынь четвертого века, – сказал он. – Тогда язык был сухим и формальным. Я постараюсь на английском передать суть того, что здесь написано. Первая запись датирована третьим апреля триста девяносто первого года по юлианскому календарю. Начинается она примерно так: «Я, Кассий Руфинус, капитан судна „Серапис“, состоящий на службе у греческого купца Никиаса в портовом городе Родос, дал согласие перевезти груз для Юния Венатора из Александрии. Рейс предстоит длительный и напряженный. Венатор не называет пункта назначения. В этот рейс со мной отправляется моя дочь Ипатия, и ее мать очень обеспокоена предстоящей долгой разлукой. Но Венатор платит в двадцать раз больше наших обычных ставок, это хороший доход и для Никиаса, и для нас. Груз был доставлен на борт ночью под усиленной охраной. Все было окутано тайной. Во время погрузки мне и экипажу было предписано оставаться на берегу. На судне осталось четыре солдата под командованием центуриона Домиция Северуса. Они отправятся с нами в рейс. Мне все это чрезвычайно не нравится, но Венатор полностью расплатился с нами, и я не могу нарушить условия контракта».