Молли Блэкуотер. За краем мира - Ник Перумов

— А? Что такое? Мы… приехали?

Волка коротко рыкнула, мотнула головой. Слезай, дескать.

Кошка Ди, смирнёхонько просидевшая всю дорогу, ловко выпрыгнула у хозяйки из–за пазухи и мигом исчезла из виду — надо полагать, отправилась на охоту, ничуть не смущаясь, что вместо подвалов и погребов Норд—Йорка вокруг расстилается заснеженный зимний лес.

На негнущихся затёкших ногах Молли едва сумела сделать пару–тройку неуверенных шагов. Всё болело так, что хотелось просто рухнуть носом в снег и разреветься.

Медведь осторожно подтолкнул её вперёд.

— Куда? Туда? Мне туда? — только и смогла пролепетать она.

Оборотни остановились на самом краю леса. Перед Молли лежало обширное открытое пространство, широкий круг, самое меньшее мили две в поперечнике.

И — на нём не было снега.

Совсем. Ни снежинки. Словно кто–то заботливо сдувал наметаемое метелями, набрасываемое буранами, сеемое проходящими тучами.

Может быть, конечно, под землёй здесь таилось тепло, не уходившее даже в лютую зиму. Да, да, конечно, подземное тепло, что же ещё? Смешно и думать, что может сыскаться какая–то иная причина…

Молли беспомощно оглянулась. Дианы видно не было, зато волк и медведь застыли, лапы упёрты в землю, мускулы напряжены, словно в готовности к немедленному прыжку. И Волка, и Всеслав смотрели ей прямо в глаза.

Иди и смотри, говорили их взгляды, суровые и резкие, словно сама зима.

Иди и смотри.

Но на что тут смо…

Молли послушно повернулась к чистому пространству.

Нет, оно не было чистым.

Отнюдь.

К ярко–синему холодному небу зимы тянулись десятки, много десятков белых… столбов, что ли? Правда, белизну их во множестве мест пачкала копоть.

Молли невольно шагнула вперёд, приглядываясь.

И вдруг поняла.

Белые закопчённые столбы были печными трубами. А на голой коричнево–чёрной земле вокруг каждой угадывались венцы из почти дотла сгоревших брёвен.

Огонь умер здесь давным–давно, однако земля так и не ожила, убитая чем–то посильнее простого пламени.

Молли сделала шаг, другой. Снег кончился, сапог её ступил на землю; здесь, подле самого лесного предела, её покрывал густой слой опавшей хвои.

Шаг, другой, третий.

Звери оставались сзади, но взгляды их словно жгли Молли спину.

Иди и смотри.

Она пошла, замирая, стараясь не смотреть на закопчённые трубы, что тянулись из–под земли, словно пальцы мертвецов.

Всеслав и Таньша доставили её к самому узкому месту, где до торчащих труб от края леса было ближе всего.

Под ногами сухо хрустела земля, рассыпались пыльные комочки. Как такое возможно посреди зимы?! Почему здесь нет снега, почему он не укроет это… это… этот ужас?

На земле ничего не росло. Она была совершенно нага. Ни тебе сухих стеблей, ни нанесённых ветром листьев, вообще ничего. Словно на ней ни весной, ни летом ничего не зеленело, чтобы отмереть осенью, отмереть, чтобы дать жизнь новому.

Зима сменялась весной, но жизнь сюда не возвращалась.

Молли шла — теперь она понимала, что идёт через убитое раз и навсегда поле.

К тому, что когда–то было деревней.

Деревней, от которой остались лишь закопчённые печные трубы.

Я не хочу, я не желаю этого видеть! Я же ничего про это не знаю! Я не виновата! Зачем вы притащили меня сюда?!

Иди и смотри, велели взгляды медведя и волка.

«Какое мне до этого дело?! — хотелось завопить Молли. — Я никого не убивала! Ничего не сжигала! Я вообще это впервые вижу!»

Иди и смотри.

Она оглянулась — медведь и волк угрожающе нагнули головы, глядя исподлобья. Взоры эти не предвещали ослушнице ничего хорошего.

…Вскоре она добралась до края селения. Здесь земля под её ногами обратилась в сплошной чёрный камень, она словно спеклась от нестерпимого жара, навек изгнавшего из неё все следы жизни.

Торчит труба, раскинулись вокруг неё давно остывшие головни, уголья, остатки нижних венцов. Ветер, дожди и снега давно должны были бы размыть тут всё, но останков дома ничто не коснулось.

Молли медленно шла по улице, угадывая в чёрных росчерках на земле калитки и изгороди, заборы и ворота, основания домов, сараев, амбаров и хлевов. Всё сожжено в золу, и сама зола сожжена вторично.

Безжизненная чёрная поверхность — не почва даже — слегка скрипела под подошвами, и Молли казалось, что от неё поднимается кисловатый запах застарелой гари. Запах, который всегда и везде сопровождает большую беду…

Она вдруг испугалась, что сейчас наступит на мёртвого. Страх этот родился из ничего, и Молли в единый миг охватила паника. Убитая деревня глядела на неё пустыми глазницами печных устьев, высящиеся трубы грозили в любой миг обернуться пальцами оживающих трупов, готовых схватить её, сдавить, разорвать…

В самой середине селения высился серый камень — настоящий гигант, самое меньшее в двенадцать футов высотой, столько же шириной и десятка три футов в длину.

Его не покрывала гарь, он был чист. Формой он напоминал клин — или, если угодно, оголовье топора. Острие смотрело на юго–юго–восток.

Туда, откуда в деревню пришла смерть.

Острая грань указывала на Норд—Йорк.

Никаких надписей на камне не было, ни знаков, ни символов. Нагой молчаливый гранит, какой не сдвинула б и дюжина паровозов.

Они тут лежат, вдруг поняла Молли, глядя на красновато–серую поверхность. Они лежат тут, люди из огненной деревни. Когда Rooskies вернулись сюда, они собрали погибших. Всех и каждого, осторожно, бережно снося почерневшие, обугленные кости к огромной братской могиле.

Вся дрожа, она закрыла глаза.

И словно наяву увидала — множество людей вокруг глубокой ямы; молчаливые ряды мужчин, женщин и детей и три отдельно стоящие фигуры у самого края общей могилы.

Три женщины. Одна — высокая, широкоплечая, прямая, в которой Молли тотчас узнала Предславу Вольховну, Предславу Меньшую.

Рядом с ней — женщина чуть пониже, видно, что лет ей заметно больше. Лицо тонет в тени, черт не разглядеть.

А рядом с ней — совсем дряхлая старуха, сгорбленная, опирающаяся на кривую клюку.

Меньшая, Средняя и Старшая.

Что они сделали, Молли не поняла, только ощутила вдруг накатившую со всех сторон жаркую волну магии. Зов, подумала она. Rooskies кого–то зовут. Стоп, а где же сам камень?

Гранитная глыба возникла из–за стен тумана словно сама собой, хотя Молли почудилось, будто её толкало лбом какое–то громадное мохнатое существо.