Остров Безымянный - Юрий Александрович Корытин

достижений европейской цивилизации и нормальных условий для жизни. Проклятый Совок…

…Удара я не видел. Только что-то мелькнуло на периферии зрительного поля. Валеев бил не кулаком, а всей раскрытой пятернёй – удар таким кулаком в таком состоянии мог стать для Вадима фатальным. Вид Валеева был ужасен, он напугал бы даже тигра. Его взгляд, полный звериного бешенства, казалось, был способен прожечь дырку в металле. Из перекошенного рта так и не смогло вырваться страшное ругательство, застрявшее в клокочущей в горле ярости. Раздувшиеся ноздри со свистом засасывали воздух, вены на шее готовы были лопнуть, а застывшие в напряжении мышцы канатами протянулись вдоль рук. В таком состоянии бросаются в рукопашную на заклятого врага.

Вадим упал вместе со стулом. Он так и остался на нём сидеть, только стул теперь лежал спинкой на полу. Хорошо, что при ударе он успел вовремя повернуть лицо, иначе мог бы получить перелом носа.

Он с трудом поднялся с пола. Вид у него был растрёпанный и подавленный, но Вадим и теперь не собирался сдаваться. Он принял позу, чем-то напоминающую греческую букву «лямбда»: одна нога отставлена назад, другая выдвинута вперёд, голова наклонена в сторону противника. Кулаки сжаты, но что делать с руками, он не знал, и потому прижал локти к туловищу. Он был готов сражаться за свои убеждения, не имея даже призрачного шанса на успех. Он решил быть битым, но не уступить сопернику в твёрдости духа.

Я не ожидал от Вадима такой отчаянной, безрассудной смелости. Однако вид этого полноватого московского интеллигента, храбро бросающегося в безнадёжный бой, был столь нелепен, что мог погасить любую агрессию. Да никто и не собирался отвечать на его вызов. Ни старшина, ни остальные даже не смотрели в его сторону.

Валера обратился к Валееву, принявшему прежнюю позу – лицом в стол.

– Зря ты так… Не ты один хотел дать ему в реноме. – Должно быть, Валера полагал, что подобрал приличный аналог грубоватого отечественного выражения. – Но бить такого – грех.

Под «таким» подразумевался квёлый интеллигент.

Фима высказался ещё более неожиданно:

– Это потому, что нет у тебя в сердце Бога, Дамир. Бог учит смирять свои порывы.

Вот уж кого бы я не заподозрил в религиозности, так это Фиму!

Старшина молча выслушал своих друзей. Потом скосил глаза в сторону Вадима и, глядя не на него, а в пол перед ним, с презрительным равнодушием, почти не разжимая губ, сказал:

– Остыньте, господин. Никто с Вами драться не собирается. Был бы я трезвый, тоже Вас бить не стал. Хотя, есть за что…

…Нам оставалось только уйти. Я, успокаивая и похлопывая Вадима по спине, вывел его из дома. У него дрожали губы, а в его глаза, полные муки, было невозможно смотреть. Самое сильное унижение для мужчины – это физическое унижение, которое он претерпел от ненавистного противника. Я с удивлением открыл для себя ещё одного Вадима – полного мужских амбиций. Да, за эти несколько дней мы узнали друг о друге столько, сколько не узнали за предыдущие годы знакомства.

Я чувствовал свою вину за случившееся, поэтому попытался хоть как-то успокоить моего партнёра.

– Вадим, зря ты так… Стоит прислушаться к их аргументам.

– В их аргументах столько же смысла, сколько его в порнофильмах!

Кажется, моя попытка привела к результату противоположному тому, на который я рассчитывал: Вадим опять «завёлся».

– Ты не прав. Я пообщался здесь с людьми… То, что у тебя вызывает презрение, для них свято. Они не такие, как мы.

– Вот в этом я с тобой согласен! Ты посмотри на их небритые рожи, это же троглодиты!

– Им утром некогда было бриться, их подняли чуть свет.

– А этот алкаш, которого ты почему-то защищаешь, как там его…

– Валера.

– Ведь когда он пьёт, у него же зубы стучат о край стакана! Ты хотя бы признай, что между нами и ними огромная пропасть – интеллектуальная, культурная, мировоззренческая. Разве эти всесторонне недоразвитые личности способны так же, как мы, восторгаться искусством, любить литературу, наслаждаться поэзией? Разве им присуще критическое восприятие действительности и аналитическое мышление? Они и слово «анализ» понимают только в медицинском смысле. Я не удивлюсь, если выяснится, что некоторые местные аборигены, вроде этого твоего алкаша, и считать-то умеют только до двух, а всё, что больше, для них – «много».

Мне не хотелось возражениями усугублять состояние Вадима, но и терпеть дальше я тоже не мог. Он явно незаметно для самого себя пересёк некоторую незримую черту, разделяющую обоснованную критику от оголтелого поносительства.

– Ты прав, мы отличаемся от них. Хотя бы тем, что научились работать языком лучше, чем они руками. И хотя этих трудяг большинство, это незаметное большинство, потому что не они, а другие вещают с мудрым видом из телевизора. А что касается уровня интеллекта, то он определяется не только наследственностью или происхождением. Большая часть маршалов Великой Отечественной были выходцами из простых крестьянских семей, а били потомственных прусских аристократов. А в других обстоятельствах они были бы обречены на то, чтобы всю жизнь кланяться и снимать шапку перед барином, который никогда не признал бы их равными себе по интеллекту.

Вадим был похож на сумасшедшего. Его расширенные глаза выдавали огромное внутренне напряжение, смотрели, не видя.

– Как ты можешь сравнивать нас и их?! Это же не люди, а насекомые!

– В институте, где я учился, работал академик с очень импозантной внешностью и интеллигентными манерами, – продолжал я. – И фамилия у него была «дворянская», оканчивалась на «ский». Я был убеждён, что он потомственный интеллигент и дико удивился, увидев в институтской многотиражке фотографию, на которой академик был изображён на фоне крестьянской избы, в которой родился, рядом с матерью-крестьянкой. Но если бы он жил в другое время, тоже снимал бы шапку перед барином. И сколько подобных случаев можно припомнить? Наше преимущество не в интеллекте, а в его постоянной, непрерывной тренировке. Потому что без постоянной работы мозга над сложными проблемами интеллект не развивается. Это как в спорте – для достижения результата необходимо всё время тренировать мышцы. С мозгом то же самое. Местные мужики не тупые, просто они нетренированные.

Зря я всё это говорил. Вадим не разговаривал со мной, а выплёскивал из потаённых глубин своей души всё, что постепенно копилось годами, если не десятилетиями. Он не слышал меня.

– Здешняя популяция аборигенов и интеллект – это такое же сочетание несочетаемого, как беременная девушка. Никогда не признаю тупых работяг с плохими зубами, глупых травоядных, равными себе. Причём местные безымянные туземцы вовсе не