Мужчина, который забыл свою жену - Джон О'Фаррелл

То есть в те моменты, когда я вспоминал нечто совсем новое, активность мозга никак не изменялась.

На столе в её кабинете стояла керамическая голова, в натуральную величину, со всякими надписями, черточками по всему черепу, подтверждавшая, видимо, викторианскую чушь относительно френологии. За сто пятьдесят лет наука существенно продвинулась вперёд. Теперь они знают, что ничего не знают.

— Разумеется, мы должны понимать, что всплывшие воспоминания могут быть не во всем точны… — осторожно начала она.

— Что вы хотите сказать?

— Видите ли, многочисленные исследования подтверждают, что наши воспоминания со временем меняются. Вы могли восстановить воспоминания, которые уже были несколько искажены прежде, а при дальнейшей реконструкции подверглись ещё большим изменениям и теперь могут быть абсолютно ложными.

— Ложными?

Я даже обиделся. С каждым новым восстановленным эпизодом я ощущал себя всё более нормальным человеком. А теперь доктор Левингтон предположила, что я, напротив, всё больше схожу с ума.

— Именно. У меня были пациенты, живо помнившие события, происходившие в их отсутствие. И они очень сердились, когда их версия собственного прошлого подвергалась сомнению. Каким удивительным образом память воздействует на наши эмоции! — И с этими словами она закрыла файл с моей историей болезни.

Следующая встреча была назначена через два месяца, и к тому времени я буду официально разведён. Керамическая голова демонстрировала миру участки мозга, связанные с основными функциями сознания: «благоговение», «осторожность», «любовь».

— Просто ради интереса, — произнес я, вставая. — Существует ли научное обоснование известной поговорки «От ненависти до любви один шаг»?

— Ну разумеется. Обе эмоции проявляются в одной и той же области нейронов, расположенной в коре и островковой доле. Неврологи из Лондонского университетского колледжа недавно определили различия между ними, основанные на уровне активности в данной части подкорки.

— Получается, можно измерить, насколько вы любите того или иного человека?

— Или любите, или ненавидите. Измерить можно только интенсивность эмоции.

Воспоминание о сотрясении мозга усилило чувство несправедливости, уже поселившееся во мне. Я обратился в адвоката защиты, который только что обнаружил ключевое доказательство в пользу невиновности несправедливо осуждённого. Я должен немедленно выложить эти аргументы Мэдди. Она изображала несчастную жертву равнодушия к её здоровью, но в тот роковой день серьёзные медицинские проблемы были как раз не у неё, а у меня. И я поспешил домой поделиться с ней своим открытием. Не знаю, какой реакции я ожидал, — скорее всего, просто надеялся получить оправдание. Дети сейчас в школе, и я рассчитывал, что мы сможем поскандалить по-человечески. В этом и заключается недостаток одинокой жизни: никого нет рядом, когда вам просто физически необходима хорошая перебранка. Можно, конечно, снять девочку в баре для разовой семейной ссоры, но в глубине души понимаешь, что это пустой и бессмысленный опыт. Дружеские отношения, товарищеское взаимодействие, взаимное влечение и регулярная практика — именно в этом привлекательность брака. В фантастическом сценарии, родившемся в моей голове, она признаёт, что погорячилась, и умоляет принять её обратно. «Увы, поздно, — в мечтах говорил я ей. — Ты упустила свой шанс».

Уже через сорок минут, взбегая по ступенькам к входной двери, я довел себя до такой степени негодования, что, нажимая на кнопку домофона, едва не выломал ее.

— Это Воган! Мне нужно с тобой поговорить.

Долгая пауза, щелчок замка, и я вошел в дом. Пёс радостно запрыгал рядом, но Мэдди не спешила явиться пред мои очи, как того требовал мой благородный гнев. Над головой, правда, слышались шаги, и я вообразил, что она в ванной торопливо поправляет макияж перед встречей со мной. Но вот кто-то спускается по лестнице. Я весь подобрался, сдерживая волнение перед трудным разговором. Однако, похоже, разговор этот окажется гораздо сложнее, чем я ожидал. По лестнице спускалась вовсе не Мэдди, а её любовник, Ральф.

Я сразу его узнал. Давно уже догадался, что мужик, который помогал тогда Мэдди с рамами для фотографий, должно быть, и есть Ральф. Да и уверенность, с которой он вприпрыжку, через две ступеньки, спускался по лестнице, не позволяла предположить, что этот парень — телефонный мастер или грабитель. Высокий, лет на десять моложе меня и, значит, Мэдди. Волосы чуть влажные, и весь он чистенький и свеженький, особенно по сравнению с потным и красным неврологическим случаем, примчавшимся сюда на велосипеде.

— Привет, Воган, — я Ральф! Рад познакомиться.

У меня не оставалось выбора, кроме как пожать протянутую руку.

— Мэдди сейчас нет дома. Простите, что не совсем одет — принимал душ после пробежки!

— А, ясно.

Отсюда и халат. «Отель Хилтон»! Я не собирался обвинять его в воровстве, но так вышло.

— Да, знаете ли, египетский хлопок. Их продавали в венецианском «Хилтоне», и я подумал, отчего бы и не купить?

Меня сбило с толку упоминание роскошного отеля, куда он, оказывается, возил Мэдди, и я с трудом вернулся в русло вежливой беседы.

— Ах да, конечно, Венеция. Ну и как она?

— Восхитительно! Что за город! Бывали там?

— Э-э, нет. Мэдди всегда стремилась туда, но, видите ли…

Мы помолчали. Уверен, прежде часы в коридоре тикали гораздо тише.

— М-да, итак… Венеция, — пробормотал я. — всё ещё тонет?

— Кто?

— Венеция. Там ведь проблемы с затоплением города?

— Не знаю, решены они или нет. — Ральф сосредоточенно нахмурился и собрался поставить ногу на ступеньку повыше, чтобы, подобно роденовскому Мыслителю, задумчиво опустить локоть на колено, но сообразил, что это движение распахнет полы его халата, и вовремя остановился. Ситуация и без того неловкая, чтобы ещё усугублять её демонстрацией пениса. — Но, насколько я понимаю, даже если они с этим раньше разобрались, сейчас уровень моря опять поднимается, и, значит, скоро вернёмся к исходному состоянию!

— Ну да, не одно, так другое, — буркнул я.

— Нужно просто делать всеё что можешь…

— Вот именно, — согласился я, хотя здесь никто из нас особо не рисковал, поскольку никогда ничего особенного и не делал. — К примеру, я раньше всегда заказывал «Венециану» в «Пицца Экспресс», потому что они добавляли двадцать пять пенсов к счёту, которые шли в фонд «Венеция в опасности».

— Ух ты, как здорово! И продолжаете до сих пор заказывать «Венециану»?

— Нет — объелся изюмом.

— Гм, изюм в пицце? Увольте.

Пёс протяжно зевнул, и я понял, что пора в конце концов признать щекотливость данной ситуации и сказать что-нибудь о его отношениях с Мэдди.