Записки врача общей практики - Артур Конан Дойль

в крутой поворот на Бейзингстокскую дорогу. Испуганная лошадь умчалась прочь вместе с пустым экипажем, а грум в недоумении выполз из канавы, куда улетел на вираже. Зажег спичку и взглянул на стонущего доктора, после чего, как это обычно случается с сильными, суровыми мужчинами, ему стало очень плохо.

При свете спички доктор слегка приподнялся на локте и увидел, что сквозь порванную штанину в середине голени торчит что-то белое и острое.

— Черт возьми, — пробормотал он. — Пропали три месяца работы! — И потерял сознание.

А когда пришел в себя, грума уже не было рядом, потому что он побежал в дом сквайра за помощью, а маленький слуга держал над сломанной ногой зажженный фонарь, в то время как женщина с мерцающим в желтом свете раскрытым медицинским сундучком ловко разрезала штанину кривыми ножницами.

— Все в порядке, доктор, — проговорила она утешительным тоном. — Глубоко сочувствую. Завтра вы сможете пригласить доктора Хортона, но уверена, что сегодня позволите мне помочь. Не поверила собственным глазам, увидев вас на обочине.

— Грум ушел за помощью, — простонал страдалец.

— Когда помощь подоспеет, сможем поднять вас в коляску. Поближе свет, Джон! Вот так! Ах, Господи, если не удастся сдвинуть кость до того, как будем вас переносить, может случиться разрыв. Позвольте дать вам немного хлороформа, и тогда наверняка смогу в достаточной степени…

Окончания фразы доктор Рипли так и не услышал. Попытался протестующе поднять руку, однако ощутил сладковатый запах хлороформа и испытал состояние умиротворенной летаргии. Легко, без малейшего усилия он все глубже погружался в чистую прохладную воду, в зеленые тени, в то время как слуха касался мелодичный звон высокой колокольни. А потом почему-то начал так же легко подниматься все выше и выше, ощутил резкое давление в висках и, наконец, вынырнул из зеленых теней и снова попал в освещенное пространство. Перед замутненным взором сияли два золотистых круга. Доктор щурился и щурился, пока, наконец, не смог понять, что это такое. Круги оказались всего лишь медными шарами на спинке кровати, а сам он лежал в своей маленькой спальне с тяжелой, словно пушечное ядро, головой и неподвижной, как толстый железный брус, ногой. Немного переместив взгляд, доктор Рипли увидел над собой спокойное лицо доктора Верриндер Смит.

— Ах, наконец-то! — вздохнула она. — Держала вас под наркозом всю обратную дорогу, потому что знала, какой мучительной окажется тряска. Нога в хорошем положении, защищена крепкой боковой шиной. Заказала для вас микстуру с морфием. Отправить вашего грума за доктором Хортоном?

— Предпочел бы, чтобы лечение продолжили вы, — слабо ответил доктор Рипли, а потом истерично рассмеялся. — Почти весь приход уже перешел к вам в пациенты, так что можете принять меня и собрать полный комплект.

Замечание, конечно, прозвучало не слишком любезно, однако доктор Верриндер Смит отвернулась от кровати с выражением не гнева, а жалости.

У доктора Рипли был родной брат, Уильям, который работал ассистентом хирурга в лондонской больнице. Услышав о несчастье, он уже через несколько часов приехал в Гэмпшир, а едва узнав подробности, негодующе вскинул брови и воскликнул:

— Как! Ты подпустил к себе одну из этих!

— Не знаю, что бы я без нее делал.

— Не сомневаюсь, что она отличная сиделка.

— Она знает свое дело ничуть не хуже тебя или меня.

— Говори о себе, Джеймс, — презрительно поморщился лондонский специалист. — А помимо этого, ты и сам знаешь, что это в принципе неправильно.

— Полагаешь, противоположной стороне нечего возразить?

— Господи помилуй! Неужели ты думаешь иначе?

— Признаюсь честно: не знаю. Ночью мне пришло в голову, что наши взгляды могут оказаться слишком ограниченными.

— Глупости, Джеймс. Женщины способны производить прекрасное впечатление в лекционной аудитории, однако мы с тобой отлично знаем, что в экстренных случаях от них никакой пользы. Готов держать пари, что, вправляя тебе ногу, эта особа жутко нервничала. Пожалуй, стоит проверить, все ли сделано как следует.

— Нет уж, лучше не трогай, — возразил больной. — Она заверила, что все в порядке.

Брат Уильям испытал глубочайшее потрясение.

— Разумеется, если заверение женщины вызывает больше доверия, чем мнение ассистента хирурга лондонской больницы, то говорить не о чем.

— И все же я бы предпочел, чтобы ты не снимал шину, — твердо повторил пациент, и тем же вечером доктор Уильям поспешно вернулся в столицу.

Слышавшая о его приезде леди с огромным удивлением узнала о скором отъезде.

— Мы разошлись во мнении относительно профессионального этикета, — таким объяснением ограничился доктор Джеймс Рипли.

В течение двух долгих месяцев ему пришлось ежедневно встречаться с соперницей и удалось узнать много нового. Доктор Верриндер Смит оказалась не только чрезвычайно квалифицированным и неутомимым специалистом, но и очаровательной собеседницей. В скучной рутине долгого дня ее краткое присутствие казалось цветком в пустыне. Все, что интересовало больного, ничуть не меньше интересовало и лечащего врача, так что обо всем можно было рассуждать на равных. И все же из-под плотного покрывала учености выглядывала нежная женственная натура. Привлекательная женственность сквозила в речи, сияла в зеленовато-голубых глазах, проявлялась тысячью тонких милых способов, не заметить которые не смог бы даже самый сухой из мужчин. Но, несмотря на некоторую чопорность и педантичность, доктор Рипли ни в коем случае не был сухим мужчиной и умел честно признать собственную неправоту.

— Не знаю, как мне извиниться перед вами, — смущенно начал он однажды, когда поправился настолько, что смог сидеть в кресле, положив ногу на стул. — Теперь я понимаю, насколько глубоко заблуждался.

— По какому поводу?

— Относительно женского вопроса. Почему-то я считал, что, занявшись нашей профессией, женщина неминуемо утрачивает обаяние.

— Значит, вы уже не думаете, что такие женщины непременно становятся бесполыми? — с лукавой улыбкой воскликнула доктор Смит.

— Умоляю, не вспоминайте мои нелепые заявления.

— Очень рада, что удалось помочь вам изменить точку зрения. Думаю, еще ни разу не получала столь искреннего комплимента.

— Во всяком случае, это правдиво, — заметил доктор Рипли, а потом весь вечер чувствовал себя счастливым, то и дело вспоминая румянец смущения и удовольствия, на миг сделавший бледное лицо необыкновенно хорошеньким.

Доктор Рипли уже миновал ту стадию заблуждения, когда считал коллегу всего лишь одной из множества женщин. Теперь он безуспешно пытался скрыть от самого себя тот очевидный факт, что доктор Верриндер Смит стала для него совершенно особой, единственной женщиной. Ее ювелирное медицинское мастерство, нежное прикосновение, очаровательная манера общения в сочетании со сходством вкусов безнадежно разрушили прежние взгляды. Теперь, когда очевидное улучшение в состоянии пациента позволило доктору Смит приходить не каждый день, любой пропущенный визит повергал его в уныние, а будущее казалось еще мрачнее оттого, что с полным выздоровлением повода для визитов