Семь ангелов - Николай Усков

– Так ты русский? – перешел на язык Пушкина молдаванин. – Это хорошо. Вместе мы сделаем черножопого!

– Зачем? – удивился Алехин.

– А заебал.

В это время негр и албанец с опаской наблюдали за двумя людьми, говорившими на непонятном языке.

– Русская мафия, – глубокомысленно предположил албанец.

– Русская мафия очень жестокий, – подтвердил негр и больше не предлагал Алехину продать лоферы.

– Этот в белых штанах похож на босса. Они всегда такие чистенькие, – зашептал албанец. – В прошлом году распилили пилой такого хорошего человека.

– Пилой? – ужаснулся негр. – За что?

– Кто их, русских, разберет? Живьем распилили, а потом на рынке продали словно телятину.

– Врешь.

– А череп главный босс себе оставил для коллекции – такой у русских обычай. Они из него водку пьют. Об этом их писатель рассказывал, Достоевкиным зовут. Он в тюрьме сидел за то, что зарубил топором старую бабку. У нее еще дочь была. Так этот Достоевкин ее изнасиловал прямо у трупа старухи. Ну, а когда голубчика замели, то он типа раскаялся. Срок ему впаяли порядочный. В тюрьме-то он воровские обычаи и изучил, а потом описал их в книге «Преступление и показания». Очень хорошая книга, – подытожил албанец.

Молдаванин тем временем говорил Алехину тихо и по-русски:

– Надо держаться вместе. Этот негр сука еще та. Будет нас ночью насиловать.

– С чего ты взял?

– А ты не видишь? Он же пидорас и наркоман. Черножопые все пидорасы… – молдаванин подумал и добавил: – И наркоманы.

Алехин внимательно посмотрел на упитанного наркопидораса. Албанец что-то шептал в самое ухо негра. Его лицо становилось все серьезнее.

– Договариваются, гандоны! – констатировал молдаванин.

– Видишь, как зыркает, – прошептал албанец негру, косясь на Алехина, – такой распилит пополам и не моргнет глазом.

– Вот суки, пидорасы! – огрызнулся молдаванин. – А я их бритвой, только суньтесь. Все вам подстригу! – молдаванин явно пытался завестись. Он так угрожающе смотрел на негра, что тот не выдержал, вскочил и закричал:

– Мосье офицер, здесь русская мафия, они хотят распилить бедного черного парня!

К тому моменту, как в комиссариате наконец появился Комндом, невольники уже сидели молча по углам. Офицер стучал дубинкой по решетке и пламенно объяснял, что всем им надлежит уважать Французскую республику и ее законных представителей. Комндом что-то рявкнул. Офицер, который только что казался Дантоном на трибуне Конвента, превратился в суетливого хорька и бросился отпирать камеру.

– Вы свободны, мосье, – важно сказал Комндом Алехину.

– То есть, вы больше не считаете меня убийцей?

– Я этого не исключаю. Но ваш друг, мосье дю Плесси, подтвердил, что вы были вчера без сознания.

– Мой друг?

Комиссар проигнорировал вопрос Алехина.

– Прошу вас не покидать пределов Франции до уточнения всех обстоятельств, – отрезал он и повернулся к Алехину спиной.

Кен вышел на улицу. Яркое солнце мгновенно ослепило его. Отткуда-то из сияющей белизны раздался восторженный вопль Ксантиппы:

– Вот он! Ну, слава богу!

Прежде чем Алехин успел сообразить, что происходит, на нем повисла Пылкая. Рядом возник какой-то ухоженный папик.

– Ты представляешь, когда тебя увели в цепях, я бросилась звонить Антуану. Ему понадобилось всего пять минут, чтобы этот Комндом сник… Вот же какая фамилия говорящая! Нинка, – ну ты ее знаешь, она подруга Светки из ВТБ, – помнишь, которую муж сцуко бросил… не важно. Нинка всегда говорила, как лодку назовешь, так она и поплывет. Вот «Пелорус» что по-латыни значит?

– Ну… – Алехин замялся.

– Привратник! – завопила Ксантиппа. – Привратник он путинский!

– Кто, Ксантипп?

– Балда, «Пелорус» – это лодка Абрамовича.

– Ксантипп, я слышал, «Пелорус» переводится с английского как «пеленгатор», что-то указывающее путь…

– Клянусь! Привратник! – не успокаивалась Пылкая.

Алехин на секунду пожалел, что вышел из тюрьмы. К счастью, вмешался папик:

– Какой идиот этот комиссар! Надеюсь, с вами все в порядке. Мои глубочайшие соболезнования, дорогой мосье Кен.

– Мы знакомы? – удивился Алехин.

– В некотором роде. Вчера я помогал искать вас в парке… Бедная мадемуазель Климофф, – сдавленно промолвил папик, – всегда ужасно, когда умирают молодые. Ее ждала такая безоблачная красивая жизнь. – Кену показалось, что в глазах мужчины навернулись слезы. – Моя машина в вашем распоряжении, – папик указал на перламутровый «Роллс-Ройс», который был припаркован на противоположной стороне тротуара.

– Отвезите меня на виллу, пожалуйста, – попросил Алехин.

В машине Кен узнал, что Антуан настоящий полковник, к тому же герцог и потомок самого Ришелье, а главное – «вот такой мужчина, каких больше не делают». Еще он понял, что Ксантиппа по уши влюбилась в Антуана. А тот, кажется, отвечал ей взаимностью.

Они остановились у виллы Климовых. Но бронзовые в завитушках ворота остались неподвижными. Антуан нажал на кнопку переговорного устройства. Голос ответил:

– Мосье, мы не ждем гостей.

– Но здесь мосье Алехин и мадемуазель Пылкая? – изумился Антуан.

– Мадам Одоевский просит принять во внимание постигшее ее горе, – заявило переговорное устройство.

– Какое варварство! – переживал Антуан.

Алехин спокойно по слогам произнес:

– Там остались мои вещи.

Антуан повторил слова Алехина. Переговорное устройство на мгновение утихло, потом снова ожило:

– Мы сейчас принесем вещи мосье Алехина и мадемуазель Пылкой. Подождите минуту.

– Шустрая девушка Полина, – констатировал Кен.

– Офигеть! – выдохнула Ксантиппа. – Сучка какая, а я ей еще Анжелкин телефон дала. Вот такенская маникюрша!

– Могу ли я предложить вам, мадемуазель, и вам, мосье, быть моими гостями? – жарко заговорил Антуан. – Какая жестокость!

Алехин вышел из машины и закурил. Там, за рокайльными завитками ворот, в буйной зелени утопал дворец Климовых. В нем только что умерла Лиза. «Ее ждала такая безоблачная, красивая жизнь», – Алехин повторил слова Антуана и заплакал.

Много позже Кен попытался разобраться в своих чувствах к Лизе. И был вынужден признать, что скорее жалел о смерти девушки, чем о смерти своей любви. Любил ли он ее вообще? Или то, что случилось между ними, не успело стать всепроникающим, надежным ощущением счастья? Им было хорошо в постели и на страницах светской хроники. Просто хорошо.

Дойдя до этого утешительного вывода, Кен проглотил комок в горле и почувствовал, как слеза сбежала по его щеке. Он тряхнул головой, и в ней, словно в игровом приложении к айфону, возникла ослепительно яркая картинка. Алехин видел Лизу в профиль. По ее лицу блуждала блаженная улыбка. Она смотрела на белые лодки, бороздившие голубое море, и слегка щурилась. Хоть на террасе и лежала глубокая тень крыши, солнца было так много, что оно золотило волосы, кожу и глаза Лизы, ставшие совсем янтарными. Кен нежно поцеловал ее в пахнущее пирожным плечо. Она прижалась к нему… Алехин опять встряхнул головой. Айфон его жизни выдал новый образ. Стол. Стакан. Пепельница, ощетинившаяся десятками окурков. Полупустая бутылка виски Glenmorange.