Арфист - Дмитрий Лазарев

Конечно, так стало намного понятнее! Да какая, к черту, тишина?! Смерть, что ли? Чья? Моя? Объясните толком, наконец!

Чужая тупость бесит. По себе знаю. Если это нечто пытается донести какую-то мысль, сначала потоком образов, а потом словами, которые, возможно, ему самому кажутся вполне понятными, а до меня все равно не доходит, это может вывести из себя. И мне, кажется, удалось взбесить безликую Силу, властвующую в этом месте.

Снова закручивается смерч, только уже один и большой. Я начинаю пятиться, догадываясь, что разговоры закончились. Но пятиться особо некуда. За моей спиной – подызнаночная Нева, полная мглы, из которой время от времени вырываются туманные щупальца и тянутся ко мне. Что будет, если дотянутся, думать не хочется. А впереди большой вихрь вдруг оседает, а на его месте песок взбухает здоровенным нарывом. Нарыв этот растет и расширяется. Наконец настает момент, когда он предсказуемо лопается, и становится ясно, что это – тело гигантского паука, все состоящее из песка. Вот появляются членистые конечности, оформляются фасеточные глаза, взгляд которых впивается в меня, не суля ничего хорошего. Почему-то нисколько не сомневаюсь: на сей раз это не иллюзия, и если членистоногая тварь доберется до меня, то сожрет только так. Выходит, меня зажали в угол.

Беззвучные мелкие смерчи продолжают отплясывать между мной и пауком, выводя на песке одну и ту же повторяющуюся надпись:

Новый виток безумия… или подсказка? Тишина… Отсутствие звучания… Принести, затащить звучание города сюда, в этот сумеречный ад. Может, в этом выход? Только как? Как мне, неопытному арфисту, проделать подобное? Паук надвигается ожившим кошмаром. А я – между ним и мглой, текущей в реке… Мглой! Да ведь она показывала мне картинки из прошлого, моего и чужого. Что это, если не память предков? Да, там, на Иоанновском мосту, я чуть рассудком не повредился от этого, но может, я просто действовал неправильно? Ведь память предков теперь, когда я пробудился, должна помогать мне… в теории. Впрочем, что я теряю? Еще немного – и песчаный паук просто сожрет меня, и вся недолга!

Делаю шаг навстречу текущей в реке мгле. Еще и еще, и еще… Там словно скрывается туманный осьминог, который, увидев мое приближение, алчно тянет ко мне щупальца. Но в этот раз, несмотря на весь свой страх, я не отскакиваю, не пытаюсь увернуться, а даже делаю еще один шаг. И серо-лиловая хмарь ловит меня в свои отнюдь не ласковые объятия.

Раньше я думал, что мне холодно? Ха! То было еще нормально. Тело почти мгновенно коченеет, а всю кожу колет, словно электрическими разрядами. Перед глазами возникает серый полог, ставший преградой на пути паука, тянущего ко мне свои громадные членистые лапы. Они врезаются в полог, тот прогибается, но не уступает, а когти на конце лап паука рассыпаются мелкими песчинками. Звуков по-прежнему нет, будто все происходит в вакууме. Паук чуть отступает, трясет поврежденными лапами, и я вижу, что когти его восстанавливаются. Надолго ли задержит серая преграда это кошмарное создание? Ой, не уверен! Надо что-то делать.

И тут, словно в ответ на последнюю мысль, в мозг снова начинают течь образы прошлого. Моего и не моего. Безумная мешанина картинок, слайдов и движущихся изображений. Но на сей раз я не пытаюсь воспринимать это целиком. Напротив – отстраиваюсь от основного потока, в котором сознание мое запросто может утонуть, а мысленно ставлю себе задачу поиска тех фрагментов, что способны помочь мне в главном – призвать сюда, в это царство тишины, звучание Питера. И образы откликаются. Сначала бабушка, потом отец, дед, еще какие-то люди, которых я никогда раньше не видел.

И меня будто становится больше. Я делаюсь этакой мультиличностью, средоточием множества сознаний. Думаю, при обычных обстоятельствах мой собственный разум мог бы такого и не выдержать, свалиться в пропасть безумия, но сейчас все эти личности работают на одну-единственную задачу – разорвать гнетущую тишину.

Зрение туманится, тело понемногу теряет чувствительность от холода, и только голова разламывается от боли. С другой стороны, старую истину никто не отменял: если голова болит, значит, она есть. Вижу, как паук снова и снова пытается проломить призрачный заслон и добраться до меня, но всякий раз отступает, чтобы восстановить частично рассыпавшиеся конечности. Вот только преграда дрожит, и мне ясно, что времени у меня не так много.

И вдруг мне кажется, будто я что-то слышу. Слабое, глухое звучание. Кажется? Может, мое гибнущее сознание галлюцинирует, порождает слуховые образы как символ надежды в этой отчаянной ситуации? Но нет, звучание делается мощнее, будто к нам приближается духовой оркестр, а следом за ним – и симфонический. И все это слышу не только я. Паук трясет головой и пятится, словно испытывает от этих звуков физическую боль. Но потом, будто устыдившись своей слабости, остервенело кидается на стену серой хмари, и она рассыпается под его бешеным натиском. Паук тоже пострадал – три его конечности буквально распались, но его это не останавливает – зазубренные жвала щелкают уже в непосредственной близости от меня.

Однако в этот самый момент симфония города начинает звучать если не на полную мощь, то очень близко к ней. На пути песчаного чудовища один за другим встают туманные образы из моего сознания. Встают и распадаются. Один, второй, третий… А на четвертом я выхватываю вновь нагревшуюся восковую руку с оттопыренным средним пальцем, выставляю перед собой, как щит, и в тот же миг передо мной возникает изображение гигантского зеркала, в котором сначала отражаюсь я, затем – лиловатая реальность Изнанки, а затем сверкающий на солнце шпиль Петропавловского собора из физической реальности. Рвусь к нему всем своим существом, а все тело пронзает боль от прикосновения когтя песчаного паука.

Но через секунду все исчезает – серая ледяная хмарь Подызнанки, здоровенная туша паука, – и меня, будто за шиворот, выдергивает в обычный мир… Выдергивает и швыряет в самую середину русла Невы. Холодная, в общем-то, вода, после места, откуда я только что сбежал, кажется парным молоком. Но я весь – сплошная боль и слабость. Ошеломленный, погружаюсь с головой и хлебаю воды. Невероятным усилием выныриваю, кашляю, в панике молочу руками по воде, но тело кажется тяжелым, будто свинцовая чушка, и тянет меня ко дну. Пытаюсь сопротивляться, но кончаются даже те силы, которые придало мне отчаяние, и поэтому погружаюсь снова.

Как глупо – банально утонуть после всего, что я пережил, и адского места, из которого вырвался! Из зеленой глубины видится желтый шар солнца. Похоже, это последнее, что я увижу в жизни.

Но нет – солнце закрывает большая вытянутая тень, чьи-то крепкие руки хватают меня за воротник, тянут наверх, к воздуху. И когда я вторично пронзаю головой водную гладь, а в уши мои битовым ритмом врывается звучание города, людей, что вытащили меня, мое собственное, я понимаю, что спасен. И сознание пользуется удобным моментом, чтобы сбежать. Все погружается в темноту.