Магический спецкурс. Второй семестр - Лена Летняя

— Но когда начались убийства девушек из семей Покинувших, мы поняли, что монархисты не успокоятся, — снова вмешался папа. — Они, вероятно, предположили, что ревоплощенную Рону Риддик будут держать в мире людей, пока процесс не завершится.

— Нам пришлось срочно менять план, — мама бросила на папу мрачный взгляд. — Тогда-то твой отец и предположил, что если твоя первая неделя в Орте превратится в ад, то ты не захочешь продолжить обучение

— Но вместе с тем ты окажешься в списках отчисленных, а не отказавшихся от обучения. И даже если кто-то обратит на тебя внимание, никто не поверит, что великую Рону Риддик могли отправить в Орту такой… неподготовленной и беззащитной. Ты бы вернулась домой, а твой поток так и остался бы неактивированным. План должен был сработать, но…

— Он бы сработал, — перебила я, снова глядя на чашку, из которой я так и не сделал ни глотка. — Если бы Норман не вмешался, он бы сработал.

Я вспомнила все свои мысли в первые дни обучения. Свою истерику в лазарете. Твердое решение бросить обучение и вернуться домой, невзирая на штраф. Вспомнила, как родители сами потом активно склоняли меня к этому, но было поздно: я уже влюбилась в Нормана, хоть еще и не осознавала этого.

Я посмотрела на перстень, который блестел на моем пальце: я совсем забыла спрятать его, как делала каждый раз, возвращаясь домой на выходные. Папа проследил за моим взглядом и нахмурился.

— Когда я понял, что наш план уже не сойдется, я занялся поисками фокусирующего артефакта. Пытался найти что-то, что сможет фокусировать только твой поток и совершенно не подойдет потоку Риддик. Но ваша магия оказалась очень похожей. У тебя нет ни одной ее внешней черты, но внутренняя магическая суть почти такая же. Поэтому это заняло так много времени. Однако в процессе я узнал, что это за перстень и понял: тот, кто его тебе дал, узнал в тебе поток Роны Риддик, и решил помочь ему завершить ревоплощение. Тогда я взял просто артефакт, который тебе подходил. Чтобы заменить им перстень. Чтобы у твоего потока было больше шансов фокусироваться. Я точно не знал, может ли это помочь, но… Надеялся.

Я вдруг разозлилась. Неужели трудно было объяснить все это еще на каникулах? В тот вечер, когда мы разговаривали?

— Почему ты мне не сказал? Зачем придумал эту глупость про поток, который может войти в меня через перстень? Почему не сказал, что он уже во мне?

— А как сказать подобное своему ребенку? — папа выглядел в этот момент таким несчастным, что моя злость внезапно захлебнулась, так и не захватив меня полностью. — Как сказать родной дочери, что на ее тело претендует Развполощенная? Что она уже его захватывает? Прости меня, Таня. Я оказался недостаточно сильным для этого. Поверь, все, что я делал, я делал, чтобы тебя защитить, но я подвел тебя. Я кругом ошибся и везде опоздал. Прости.

Я какое-то время молчала, глядя на перстень. Меня душили слезы, но почему-то глаза оставались сухи.

— Ты не виноват, — в конце концов сказала я. — Вы оба ни в чем не виноваты. Ваш план мог сработать. Но древние короли — лучшие во всем. Их воле трудно противостоять.

Я почувствовала, как мама снова коснулась моих волос и услышала ее тихий всхлип. Я же сглотнула вставший поперек горла ком и снова посмотрела на папу. Стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила:

— Как это будет? В один прекрасный день вместо меня проснется она? Или это будет похоже на раздвоение личности: мы будем по очереди захватывать контроль над телом, пока я полностью не исчезну?

Мама всхлипнула громче, даже у папы глаза заблестели, а голос охрип, когда он ответил:

— Мы не знаем. Никто не знает.

В тот день я в Орту не вернулась. Родители, конечно, на этом и не настаивали. Они вообще опять предложили мне бросить обучение.

— Может быть, если ты перестанешь пользоваться магией, процесс еще можно будет остановить, — с надеждой предположил папа.

Я сказала, что подумаю, и скрылась за дверью своей комнаты.

Я не жила здесь уже почти год, наведывалась только на выходные, причем последнее время не чаще раза в месяц, но в комнате все оставалось без изменений. Мама только протирала пыль и иногда убирала на место вещи, которые я бросала где попало. В остальном все выглядело так, будто я могла в любой момент вернуться к прежней жизни.

Однако это было обманчивое впечатление, сейчас я чувствовала это особенно остро.

Ничто и никогда уже не сможет стать прежним. Все мои бывшие планы сейчас казались мне глупыми, детскими, несерьезными. Жизнь, о которой я мечтала раньше, теперь пугала своей пустотой. После планов, которые я строила последние несколько недель, и надежд, с ними связанных, перспектива вернуться в мир людей, пойти работать в офис и выйти замуж за какого-нибудь нового Сережу казалась ужасной.

За те несколько месяцев, что я провела в Орте, магия стала неотъемлемой частью меня. Я понимала, что уже не смогу ею не пользоваться. Папа ведь и сам так сказал: для мага это почти нереально, рано или поздно сорвешься. Потому что без тепла магического потока я стану чувствовать себя неполноценной. Это как решить, что отныне ты не пользуешься правой рукой, хотя она у тебя есть.

Так что идею перестать использовать магию и таким образом остановить ревоплощение я отмела почти сразу. А что оставалось? Оставалось ждать, когда я перестану существовать, а на мое место придет та, которую маги ждут последние пять веков.

Почему она выбрала меня? Этот вопрос бился в черепной коробке как птица, пойманная в силки, несколько дней подряд. Почему именно я? Чем я ей так приглянулась? Почему она не выбрала кого-то другого? Какую-то другую девушку.

В глубине души я понимала, что должна быть благодарна ей за этот выбор. Ведь именно благодаря ему в моей жизни случился Ян Норман. Я могла бы не быть новым телом для Роны Риддик, спокойно жить и расти в мире магов под своим именем, могла даже пойти учиться в Орту, но Ян не обратил бы на меня внимания. Я бы стала для него всего лишь одной из многих и прошла бы мимо его жизни абсолютно незамеченной.

Когда я задумывалась об этом, когда вспоминала про него, сердце то начинало биться быстрее, то как будто почти останавливалось. Вопросы в моей голове менялись.

Как он мог мне врать? Смотреть в глаза, говорить о любви — и врать? Я считала его лучшим из людей, идеальным мужчиной, который никогда меня не предаст, а он…

А что он? Он предупреждал.

«На самом деле я далек от идеала. Не хочу, чтобы ты обманывалась на мой счет».

А я обманывалась и радовалась этому, лишь теперь поняла, что он имел в виду. Хотя если задуматься и на секунду забыть о своем треснувшем и истекающем кровью сердце, то понимаешь, что он не сделал ничего предосудительного. Просто любил женщину, просто хотел ее вернуть. Не останавливался ради этого ни перед чем. Будь я Роной Риддик, я бы оценила.