Домик в деревне - Кай Вэрди

– Нет, обиды от тебя не было, за то не бойся. Предупредить о беде к тебе пришла. Собирай жену свою, сына и уезжай с ними на север. Подальше уезжай.

– Надолго ли ехать нам, Аринушка? – спросил чуть осмелевший Игнат.

– Надолго. Ты насовсем уедешь, жена и дети вернуться смогут годы спустя, ежели того пожелают.

– А как же тут все? Дом, хозяйство… – в растерянности проговорил Игнат.

– Думай, Игнат. Крепко думай, что делать станешь. Тебе решать. Я тебе слово свое сказала. Неволить не могу и не стану. Только знай – сроку у тебя месяц. После один уедешь.

Сказала и растаяла. Почесал Игнат в затылке, да пошел курам корма задать. По двору-то ходит, а из головы у него Аринка все нейдет. И чего приходила? Зачем уехать просит? Да и как надолго уедешь? А хозяйство? А дом? А двор? Подумал Игнат, с женой посоветовался – та тоже ехать никуда не схотела. Да и куда ехать-то? На какой север? Кто их там ждать-то станет? Да еще и на сколько-то лет, а коль Аринка сказала – то точно. Да и на что? Нет, не дело это – с насиженного места срываться и в никуда ехать, да еще с дитем малым да женой на сносях. Вовсе то негоже.

А ввечеру Игнат узнал, что Аринка по всем дворам ходила, и со всеми один разговор вела. Вот чертовка маленькая! И чего она всю деревню выгнать собралась? Пошумели мужики, посоветовались, да и порешили не рыпаться. Кто ее, ту Аринку, знает, зачем ей надобно, чтобы все уехали?

Десять дней все тихо было, а потом снова Игнат, выйдя во двор по нужде, Аринку увидел. Чуть нужду-то со страху в штаны не справил. Он стоит, на нее смотрит, и она стоит, огонек из руки в руку перебрасывает, головку с боку на бок наклоняет, за ним наблюдает. Поиграли так в гляделки-то – мужик здоровый да девчушка махонькая, покуда ей не надоело.

– Пустить чтоль тебя в домик-то нужный? – скучающим голосом поинтересовалась у него. Игнат, вмиг покраснев от пяток до макушки, только и смог, что кивнуть. – Ну ступай. А то жену твою жалко – с дитем-то внутри тяжко ей стирать станет, – ухмыльнулась нахалка.

Игнат зайцем в нужник метнулся. Едва добежал. Сел и думает – выходить аль нет? Может, надоест колдовке его ждать, да уйдет?

– Не уйду, Игнат, не думай, – раздался насмешливый голосок прямо в голове. У мужика со страху процесс резко ускорился.

Справился Игнат, пот со лба рубахой утер, вышел. А Аринка сидит на перилах крыльца, ножкой покачивает, да из огненных шариков пирамидку строит.

– Полегчало тебе? – не отрываясь от своей игрушки, искоса взглянула на него девочка.

– Полегчало, Аринушка. Спасибо, – с трудом выдавил из себя красный как рак Игнат.

– Помнишь ли, Игнатушка, зачем я к тебе давеча наведывалась? – беря рассыпавшиеся огненные шарики, оставшиеся висеть в воздухе, и по одному кидая их в бочку с водой, стоявшую на углу дома, лениво поинтересовалась Аринка.

– Помню, Аринушка, – судорожно сглотнув, ответил мужик.

– И что решил? – подкидывая и ловя ручкой последний огненный шарик, поинтересовалась девочка.

– Не поеду я никуда, Аринушка. Тут земля моя родная, по ней мой дед ходил, прадед потом своим поливал… Куды мне-то срываться? – испытующе глядя на девочку, проговорил Игнат.

– Ну, ты-то точно поедешь, куда ты денешься, – усмехнулась колдовка, забрасывая шарик в огород. – А жена твоя что думает? Не страшно ей?

«От тебя страшно, чертовка маленькая! И чего пристала?» – подумал Игнат, а вслух ответил:

– Да чего бояться-то, Аринушка? Ты ж молчишь что страшного-то?

– Ну, коль меня боится, то хорошо, значит, страх есть. Авось и голова заработает? – усмехнулась Аринка. – А ты, Игнатушка, подумай крепко – здесь останешься али поедешь подальше? – колдовка спрыгнула с крылечка и пошла к выходу. Отойдя шагов на пять – Игнат уж вздохнул с облегчением украдкой – обернулась.

– Гляжу я, Игнатушка, в нужном домике думается тебе больно хорошо… Мысли разные в голову приходят, – Игнат вновь побледнел. – А коль так, то посиди в ем пару деньков, авось чего умного надумаешь? – глядя на него темными, словно ночь, глазами, со смехом в голосе проговорила Аринка. – Да, и не позабудь гляди: двадцать ден тебе осталось, чтоб семью увезти отсюдова, – уже абсолютно серьезно добавила девочка. – Ну что стоишь? Беги уже, думай! – насмешливо сказала она.

Игнат почувствовал резкий и очень сильный зов нужного домика. На ходу расстегивая штаны и перепрыгивая через грядки, помчался напрямки к нужнику, скромно стоявшему в уголке. Вслед ему несся заливистый детский смех.

На третий день, как из нужника выйти смог больше, чем на десять минут, Игнат к мужикам помчался про Аринку спрашивать – приходила ли? Приходила. Спрашивала, не надумали ль уехать. Всем напомнила, что двадцать дней им осталось, да исчезла. Да каждому памятку веселую дала – вроде как Игнату, тока кому что – кто чесался, кто икал… Двое тока ехать надумали, собрались, да уж и уехали. Аринка сама провожать их пришла.

Спустя неделю Аринка вновь по домам пошла. Пришла и к Игнату. В горнице появилась, когда они обедать тока сели. Игнат чуть не подавился, Аринку увидев, закашлялся. Маринка его по спине постукала, пока тот не раздышался, да Аринке присесть предложила. Мрачно постукивая носком туфельки по полу, Аринка чуть улыбнулась ей и перевела серьезный взгляд на Игната.

– Что надумал, Игнатушка? – спросила серьезно. – Десять ден осталось, покуда уехать можно.

– Никуда я не поеду, Арина. И семью трогать не дам. Маринке вон рожать уж скоро, куда я ее потяну? И как с Митькой путешествовать? Он же маленький совсем! – заговорил Игнат.

– А имя дочке-то придумал? – склонив головку набок, серьезно спросила Аришка. – Дочь у тебя родится. Увидеть ты ее не увидишь, так хоть имя дай, да не частое, чтобы опосля записать ее смогли. Да помни – десять дней тебе на раздумья осталось, – сказала так да исчезла.

А через две недели война началась. Радио в деревне не было, и в колхоз спешно прискакал посыльный на лошади, нашел председателя и сообщил ему о войне. И распоряжение товарища Сталина о мобилизации передал.

Мужиков позабирали всех. Сперва-то брали до тридцати пяти лет. Но мальчишек пока не трогали – ежели не было двадцать три года, дома оставались. А мужиков молодых всех позабирали. Уже в воскресенье ввечеру председатель колхоза повестки раздал всем и деньги, чтоб завтра в военкомат явились.

Мужики ушли… Деревня разом притихла, будто вымерла. Никто не понимал, что делать, как жить. Притихли даже дети. Матери цеплялись за взрослых сыновей, умоляя их остаться дома, а те мотались в город, послушать радио. Они и новости приносили. Каждый день к вечеру вся деревня собиралась на пятачке, а парни, пришедшие из города, рассказывали, что передавали по радио. Сводки были печальными, и лица людей мрачнели день ото дня. Чем ближе подходила линия фронта, тем чаще оставшиеся мужики в возрасте собирались и уходили на фронт.