Я, Хмелевская и труп - Ирина Волкова

На всякий случай в лучших шпионских традициях я припарковала машину в нескольких кварталах от ресторана.

Дверь мне открыла та же самая загримированная под гейшу китаянка в деревянных тэта и лазоревом кимоно.

— Здлявствуйте, — склонившись в приветственном поклоне, прощебетала она. — Зелае-те плинять писсю?

— Нет, спасибо, — сказала я. — Я зелаю видеть Хилосёку-сана.

— Плёходите, — улыбнулась китаянка. — Вы знаете долёгу.

— Я здаль вас! — обрадовался моему приходу Мао Шоу Пхай. — Хуэй Цзин Гунь звониль. Говолиль, за вас его холёсий длюг плосиль. Длюг моего длюга — мой длюг. Сейчас мы вам помогать, потом когда-нибудь вы нам помогать. Это ессь длюзба!

— Да, дружба — отличная вещь, — согласилась я. — Вот что мы должны сделать…

Без двадцати восемь все приготовления были закончены, китайский персонал ресторана получил необходимые инструкции, а я засела в подсобке с «дипломатом», в который были вмонтированы небольшие мониторы, на которые передавали изображения несколько тщательно спрятанных в укромных местах миниатюрных объективов. Там же находился диктофон, на который я могла записывать разговоры, ведущиеся в комнатах, напичканных «клопами». Я надела наушники и уставилась на экраны мониторов.

Клаудио Иррибаррен был пунктуален. Я догадалась, что это он, потому что Адела детально описала мне внешность Муньоса. Представитель «Сендеро луминосо» прибыл без двух минут восемь, и на традиционный вопрос китайско-японской гейши «Зелаете плинять писсю?» он ответил, что будет принимать пищу в «кабинете девяти Будд», где у него назначена встреча.

По виду Иррибаррен ничуть не напоминал террориста. К моему удивлению, у него оказались темно-русые волосы и округлое простодушное лицо деревенского дурачка, совершенно нетипичное для латиноамериканца. Однако тело террориста было сильным и мускулистым, и в его движениях угадывалась властность уверенного в себе человека.

Кланяясь в японском стиле и дробно постукивая тэта по паркету, официантка проводила его в кабинет.

Клаудио удобно устроился в кресле и закурил кубинскую сигару.

Хосе Муньос прибыл в 8.03 и с теми же церемонными поклонами был препровожден в «кабинет девяти Будд». Гейша распахнула перед ним дверь и, не входя внутрь, удалилась.

Увидев развалившегося в кресле Иррибар-рена, Муньос окаменел, и его лицо исказилось от гнева.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он. Встреча с управляющим «Кайпириньей» произвела на террориста столь же неприятное впечатление.

— Аналогичный вопрос я хочу задать тебе, — резким жестом стряхнув пепел на ковер, произнес он.

— Это провокация? — поинтересовался Хосе.

— Ты меня об этом спрашиваешь? — вопросом на вопрос ответил Клаудио.

Говорят, трусы от волнения бледнеют, а люди смелые и агрессивные краснеют.

По тому, как налились кровью лица террориста и представителя Медельинского картеля, я поняла, что, если я срочно не вмешаюсь, события могут принять непредсказуемый оборот.

Я нажала кнопку звонка, и на кухне зазвенел звонок. Через несколько секунд на пороге «кабинета девяти Будд» показался Мао Шоу Пхай, одетый, как японский самурай.

— Вам плёсили пеледать запиську, — с утрированным японским поклоном сказал он и положил продолговатый белый конверт на стол между сверлящими друг друга ненавидящими взглядами противниками.

Хилосёку-сакеще раз поклонился и, пятясь как рак, удалился.

Муньос первым схватил конверт, вынул из него листок и, пробежав его глазами, швырнул на колени Иррибаррену.

— Нас обоих провели, — сказал он. Клаудио неторопливо взял листок.

—

«К сожалению, я не смогу присутствовать на этой знаменательной встрече, — прочитал он вслух, — но мое предложение остается в силе. Давайте устроим маленький аукцион. Постарайтесь в течение получаса решить, кто из вас готов выложить за документы Захар'а большую сумму, а затем я позвоню каждому из вас по мобильному телефону и узнаю ваш ответ. Если хотите, можете сложиться и купить бумаги вместе. Неизвестный друг».

— Joder! A tomar por el culo! — выругался Муньос.

— Попрошу не употреблять при мне подобных выражений, — одернул его Иррибаррен. — Мы не на рыбном рынке!

Управляющий «Кайпириньей» недоверчиво уставился на него.

— Значит, тебе не нравится, как я выражаюсь? — угрожающе произнес он.

И без того паршивое настроение Муньоса катастрофически ухудшалось.

— Совершенно верно. Твой культурный уровень оставляет желать лучшего, — заметил Клаудио. — Своими выражениями ты позоришь Латинскую Америку.

Я с любопытством уставилась на экран. Создавалось впечатление, что еще чуть-чуть, и на губах Хосе выступит пена, как у бешеной собаки.

— Поверить не могу! — заорал он. — Ты, недобитый сандинист, предавший свои убеждения и переметнувшийся на сторону сомосовцев, осмеливаешься подобным образом отзываться о моем культурном уровне!

— В душе я всегда поддерживал режим Сомосы, — гордо заявил Иррибаррен. — Я был агентом, работающим под прикрытием в лагере сандинистов. Уж лучше бороться за правое дело и быть террористом, чем травить детей наркотиками!

— А чем, интересно, ты занимаешься сейчас? — поинтересовался Муньос. — Или ты будешь утверждать, что «Сендеро луминосо» не имеет к наркотикам никакого отношения?

Я поняла, что пора вмешаться и направить их беседу в интересующее меня русло. Я снова нажала на нужную кнопку, и звонок уведомил Мао Шоу Пхая, что ему пора вновь появиться на сцене.

Хилосёку-сан возник в дверях «кабинета девяти Будд», держа в руках поднос с двумя высокими запотевшими бокалами.

— Коктейль «Пять отвельстий сегуна», — поклонившись, сказал он. — За сеет заведения.

Клаудио Иррибаррен с удивлением посмотрел на него.

— «Пять отверстий сегуна»? — переспросил он. — Что за странное название?

Муньос недовольно фыркнул.

— Похоже, твоя любознательность не знает границ, — язвительно произнес он. — Мой пятилетний племянник целыми днями задает подобные вопросы.

— Всегда полезно расширять свой кругозор, — назидательно ответил террорист и перевел взгляд на Мао Шоу Пхая.

— Пять отвельстий сегуна — это дьва нозьдря, дьва уха и одинь лёт сегуна, — объяснил Хилосёку-сан. — Бить сегуном и так осень плиятно, а коктейль «Пять отвельстий сегуна» доставляет лядость носю, уху и лётю. Селёвек, котолий выпьеть «Пять отвельстий сегуна», слязу возлядуется до плеши.

— Возрадуется до плеши? — оторопело переспросил Муньос, непроизвольно дотрагиваясь до заметно поредевшей макушки. —На что это ты, желтомордый, намекаешь?