Реквием по солнцу - Элизабет Хэйдон

Грунтор продолжал стоять, не в силах справиться с изумлением, а в его сознании мелькали удивительные образы, песнь становилась мелодичнее, ее ритм быстрее. Теперь он слушал рассказ об Эрим-Рас, Кровавой реке, чьи воды покраснели от марганца. Эрим-Рас слилась с притоком могучего Тарафеля, и их брак привел к появлению прекрасного оазиса. А потом у них родился сын — Энтаденин.

Тарафель, как и любая другая великая река, рассекающая континент, имела сеть подземных притоков, питающих ее русло, и заливные луга, которые тянулись на многие мили. Расположение одного из таких притоков оказалось особенно удачным. В нем соединилась целая сеть подземных ключей, образующих водораздел, — вода сюда поступала из моря через пещеру вулканического происхождения, расположенную на северном побережье Хинтерволда. Пещера находилась в скале, как раз в том месте, где Северное море встречалось с океаном, отчего возникало мощное встречное течение протяженностью в тысячу миль.

Это течение и питало Энтаденин.

Двигаясь на восток, морская вода проходила через ледяные поля Хинтерволда, где очищалась и опреснялась, затем под зеленеющими полями Кандерра, сквозь торфяные болота и суглинки, которые делали земли этой провинции такими плодородными, пока не добиралась до песчаных, богатых минералами и глиной почв Ярима, где решала наконец остановиться. Впрочем, это решение было вызвано наличием практически непреодолимых скал, оставшихся после формирования восточных гор. Отфильтрованная льдом, песком и временем, отразившаяся от подземного барьера, вода, прозрачная и сладкая, оказывалась в ловушке. Ей оставался только один выход — устремиться вверх.

Так и произошло.

Когда Энтаденин родился, он представлял собой маленькую лужицу, с журчанием появляющуюся из земли, но очень скоро превратился в большое грязное болото. Даже если бы рядом находились люди, они бы не обратили внимания на его появление, но прошло еще несколько тысячелетий, прежде чем сюда пришли первые поселенцы. Не слишком монументальное начало, но имеющее важные последствия — вода вырвалась из подземного плена.

Теперь дело было за временем и океанскими течениями, которыми управляли фазы луны. Когда морские течения отдыхали, обретал покой и Энтаденин, и поток превращался в бегущий под полями Кандерра тоненький ручеек, который не мог проделать весь путь до Ярима. Но когда наступало полнолуние, течение меняло свое направление, морская вода устремлялась вперед и вырывалась на волю яростным, сверкающим фонтаном. Так продолжалось в течение тысячелетий, минералы накапливались вокруг гейзера, это естественное ограждение росло и твердело, пока не возник обелиск, получивший имя Энтаденин.

Этот обелиск, сформированный морем и землей, проделавшими немалое путешествие, содержал бесценные минералы, руды и соль. Он стал одним из чудес света: прозрачная вода посреди бескрайней иссушенной пустыни. В гладкой слюде, покрывавшей его стены, отражались далекие звезды — знак его волшебной силы.

Так прошло еще немало тысячелетий. Наконец дающий жизнь источник обнаружили люди, которые тут же принялись его использовать. Вскоре его обожествили, и за ним стали ухаживать жрицы племени шанойнов, происходивших от митлинов. Митлины являлись одной из пяти древнейших рас, они были рождены в начале Времен из стихии Воды. Шанойны получили в наследство способность находить воду в пустыне. Они умели отыскивать места для колодцев, и все решили, что именно им следует поручить заботу об Энтаденине.

Шанойны следили за Фонтаном в Скалах — так на языке Ярима называли Энтаденин. После пробуждения источника на протяжении всего первого дня они не разрешали никому брать воду: в это время она вырывалась с такой силой, что легко могла сломать человеку спину. Шанойны контролировали сбор воды в течение семи дней, получивших название Недели Изобилия, а когда яростно бьющий фонтан превращался в спокойный поток, наступала Неделя Отдыха. Потом течение меняло свое направление, и начиналась Неделя Утраты, когда источником позволяли пользоваться только тем, в чьих семьях имелись серьезно больные или старики. Наконец во время последней фазы луны наступала Неделя Сна, и поток засыпал, дожидаясь, когда луна вернется на небосвод и фонтан забьет с новой силой.

Так проходили год за годом, складываясь в века и тысячелетия, пока не пришел День Перемен.

Внезапно голос Земли изменился, и голова Грунтора резко дернулась. Приятная повторяющая мелодия несла умиротворение. Но теперь все стало иначе: музыка достигла крещендо и внезапно смолкла. Грунтор слышал лишь печальный шепот земли.

На расстоянии многих миль к западу от Энтаденина, почти на границе с Кандерром, находилось одно из опаловых полей Ярима, Збекаглу, что на языке здешних обитателей означало «Конец радуги» или «Место, где небесные цвета касаются земли». Збекаглу в течение столетий являлся неиссякаемым источником сокровищ, его поверхность была вся изрыта шурфами, откуда добывали самоцветы, а потом, когда месторождение истощалось, рудокопы переходили в другое место. Там, где производили раскопки, земля становилась неустойчивой даже на уровне грунтовых вод.

Сильные колебания могли вызвать оползень. Однажды так и случилось, в результате русло потока оказалось полностью засыпанным.

Поскольку это произошло в Неделю Сна, никто ничего не заметил. А потом вода не вернулась. Энтаденин уснул и больше не проснулся.

Рапсодия пересказывала Грунтору легенды Ярима, а еще поведала о том, как жители провинции отреагировали на катастрофу: сначала их охватил ужас, потом они принялись винить друг друга, и наконец наступило тупое оцепенение. Прекрасный город постепенно превращался в пустыню, жара отнимала последние силы. Но они продолжали жить.

Земля тихо поведала Грунтору о дальнейшей судьбе Энтаденина.

Он умирал медленно и мучительно.

Как у великих Деревьев Земли, у огромных каньонов, пробитых реками, у морского прибоя и в любых других местах, где поработала магия стихий, у Энтаденина имелось некое подобие души. В прежние времена он был полон энергии и веселья — созданное природой существо, подверженное чуть ли не человеческим сменам настроения: ревущее от восторга в Неделю Пробуждения, счастливо хохочущее, когда водой наполнялись сосуды, фонтаны и каналы Ярим-Паара. Когда же наступала Неделя Утраты, Энтаденин погружался в размышления о бренности всего сущего. Потом он спокойно засыпал, цикл заканчивался, и снова приходило время чудесного пробуждения.

Красивый обелиск, лишившийся дара воды, — поначалу он просто удивился. Он слышал молитвы людей, чувствовал их беспокойство, хотя и не понимал его причин. Постепенно их уныние передалось Энтаденину, и вскоре он погрузился в пучину отчаяния. Шло время, но вода не возвращалась. Энтаденин мечтал о спасении, обращался с молитвами к своей Матери, но Земля не могла исцелить раны, нанесенные человеком.

Наконец, исполненный горечи, обелиск смирился с неизбежностью. Он продолжал стоять под жарким солнцем, чувствуя, как покидают его остатки влаги день за днем, год за годом, столетие за столетием, постепенно рассыпаясь в прах. Сначала он стал ниже, потом словно усох, и прекрасное многоцветье юности уступило место уродливым, ржавым краскам старости и дряхления. Энтаденин безутешно горевал о каждой капле влаги, которую терял.