Нормальные люди - Салли Руни

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 56
Перейти на страницу:

Ну, хорошо, кивает она. Не хочешь поговорить о том, что ты чувствуешь?

Хочу. Ничего особенно хорошего.

Сочувствую. И давно оно так?

Ну, говорит он. Месяца два. Кажется, с января.

Она щелкает кнопкой на ручке и что-то записывает. С января, уточняет она. Хорошо. В январе что-то случилось или оно началось само по себе?

Вскоре после Нового года Коннелл получил эсэмэску от Рейчел Моран. Было два часа ночи, они с Хелен возвращались с вечеринки. Заслонив от нее телефон, он открыл сообщение: оно было отправлено всем его одноклассникам, их спрашивали, видел ли кто или слышал Роба Хегарти. Его, говорилось, не видели уже несколько часов. Хелен спросила, что за сообщение, и он почему-то ответил: да так, групповая рассылка. Поздравление с Новым годом. На следующий день тело Роба выловили из реки Корриб.

Позже друзья рассказали Коннеллу, что несколько недель перед тем Роб очень много пил и, похоже, сильно нервничал. Коннелл ничего об этом не знал, он в последнем семестре редко бывал дома, мало с кем общался. Полез на фейсбук проверить, когда Роб в последний раз ему что-то присылал, оказалось – в начале 2012 года: фотография с вечеринки, Коннелл обнимает за талию Марианнину подружку Терезу. Подпись была такая: ты ее поимел? Класс ХАХА. Коннелл не ответил. В Рождество он Роба не видел и даже не смог вспомнить, видел ли он его летом. Попытался вызвать в памяти лицо Роба, но не получилось: образ вроде как появлялся, полный и узнаваемый, но при попытке всмотреться черты расползались, расплывались, перемешивались.

После этого одноклассники начали вывешивать в соцсетях статусы, призывавшие не совершать самоубийства. И с этого момента психологическое состояние Коннелла начало ухудшаться, постепенно, неделя за неделей. Тревога, прежде неотвязная, но довольно слабая, служившая своего рода универсальным предохранителем от необдуманных порывов, резко усилилась. Во время простейших будничных дел – например, заказать кофе или ответить на вопрос во время занятия – руки начинало покалывать. Раза два случились самые настоящие панические атаки: одышка, боль в груди, иголки по всему телу. Ощущение расстройства всех чувств, неспособности мыслить здраво или реагировать на то, что он видит и слышит. У действительности менялись вид и звук – она становилась замедленной, искусственной, ненастоящей. Когда это случилось в первый раз, он решил, что сходит с ума, что весь его когнитивный аппарат, с помощью которого происходит осознание мира, сломался навсегда и теперь удел его – неразличимые звуки и цвета. Через пару минут все прошло, оказалось, что он лежит на своем матрасе, обливаясь потом.

Теперь он поднимает глаза на Ивонну, человека, которому университет за деньги поручил разбираться в его проблемах.

В январе покончил с собой мой друг, говорит он. Одноклассник.

Как печально. Я тебе сочувствую, Коннелл.

В принципе, после выпуска мы почти не общались. Он учился в Голуэе, я здесь, все такое. Наверное, я чувствую себя виноватым за то, что вроде как бросил его.

Я понимаю, говорит Ивонна. Но как бы ни грустно было потерять друга, в том, что с ним случилось, нет твоей вины. Это его решение.

Я даже не ответил на его последнее сообщение. В смысле это было очень давно, но тем не менее я не ответил.

Да, я понимаю, это очень тяжело, конечно же, тебе очень тяжело. Ты считаешь, что упустил возможность помочь другу в трудную минуту.

Коннелл молча кивает, трет глаз.

Когда кто-то близкий совершает самоубийство, совершенно естественно задаваться вопросом, не мог ли я ему чем-то помочь, говорит Ивонна. Я уверена, что все, кто знал твоего друга, теперь так же мучаются.

Другие хотя бы попытались ему помочь.

Это прозвучало агрессивнее и жестче, чем Коннелл рассчитывал. К его удивлению, вместо ответа Ивонна просто смотрит на него сквозь стекла очков и щурит глаза. Кивает. А потом берет со стола листы бумаги и деловито ставит перед собой.

Я, видишь ли, просмотрела анкету, которую ты для нас заполнил, говорит она. Скажу честно, Коннелл, то, что я тут вижу, меня тревожит.

Понятно. Правда?

Она перебирает листы. Он видит первую страницу, которую надорвал ручкой.

Это называется шкала депрессии Бека, говорит она. Полагаю, ты разобрался, как она устроена: за каждый ответ начисляются баллы от нуля до трех. Человек вроде меня наберет, скажем, от нуля до пяти баллов, а человек в состоянии легкой депрессии – пятнадцать или шестнадцать.

А, говорит он. Понятно.

А ты набрал сорок три балла.

Да. Понятно.

А значит, мы имеем дело с достаточно серьезной депрессией, говорит она. Как тебе кажется, это совпадает с твоими собственными ощущениями?

Коннелл снова трет глаза. И выдавливает из себя негромкое: Да.

Я вижу, что у тебя крайне негативное самоощущение, посещают мысли о самоубийстве. У нас принято к этому относиться всерьез.

Понятно.

После этого она начинает описывать варианты лечения. Говорит, что ему нужно сходить к университетскому терапевту, обсудить возможность приема препаратов. Как ты понимаешь, я выписывать рецепты не имею права, говорит она. Ему делается не по себе, он кивает. Да, это я знаю, говорит он. И продолжает тереть глаза, их саднит. Она предлагает ему стакан воды, он отказывается. Она начинает задавать вопросы про семью, про мать – где она живет, есть ли у него братья и сестры.

А девушка или друг на данный момент имеются? – спрашивает Ивонна.

Нет, говорит Коннелл. Сейчас совсем никого.

Хелен приехала с ним в Каррикли на похороны. Утром перед службой они молча одевались у него в комнате, сквозь стену доносилось гудение фена Лоррейн. Коннелл надел свой единственный костюм, который купил в шестнадцать лет к первому причастию двоюродного брата. Пиджак стал узковат в плечах – он почувствовал это, когда поднял руки. Ощущение, что он ужасно одет, было неприятным. Хелен сидела перед зеркалом и красилась, он встал сзади, чтобы завязать галстук. Она подняла руку, дотронулась до его лица. Очень хорошо выглядишь, сказала она. Его это по непонятной причине разозлило, как будто она сказала что-то совершенно бесчувственное, пошлое, – он не ответил. Тогда она уронила руку и пошла надевать туфли.

Они остановились в церковном притворе, Лоррейн заговорила со знакомой. Волосы у Коннелла намокли под дождем, он то и дело приглаживал их, не глядя на Хелен, ничего не говоря. А потом сквозь открытую дверь церкви он увидел Марианну. Он знал, что она собирается приехать из Швеции на похороны. В дверном проеме она казалась очень худой и бледной, в черном пальто, с мокрым зонтом. После Италии он ее еще не видел. Ему показалось, что она стала почти бестелесной. Она повернулась к стойке у дверей, поставила туда зонт.

Марианна, сказал он.

Сказал вслух, даже не подумав. Она подняла глаза, увидела его. Лицо ее напоминало маленький белый цветок. Она обвила руками его шею, он крепко прижал ее к себе. Одежда Марианны пахла ее домом. В последний раз, когда они виделись, все было нормально. Роб был жив, Коннелл мог в любой момент послать ему сообщение или даже позвонить, поговорить по телефону – тогда это было возможно, еще возможно. Марианна коснулась рукой макушки Коннелла. Все стояли и смотрели на них, он это чувствовал. Когда стало понятно, что больше так нельзя, они отстранились друг от друга. Хелен торопливо погладила его по руке. Гости входили и выходили, с плащей и зонтов на пол беззвучно стекали капли.

1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 56
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?