Потаенное наслаждение - Джена Шоуолтер

Но все же подобное озарение не помогло Парису. Он не мог придумать, как бороться с ними. Они владели изумительными силами, могли переноситься с места на место посредством мысли, управлять погодой и незримо наблюдать за миром и людьми. Могли проклинать одной рукой, а другой дарить благословение. Парису достался демон, обожающий секс. Демон, который слабел без него, и был малопригоден для других игр, помимо соблазнения.

Совершенно ясно, кто выиграет сражение.

Однако если он ничего не предпримет, его друзья могут быть уничтожены. Ловцы, его самые ненавистные враги, могут быть возведены в ранг стражей мира и процветания. Парис гадал, расставлено ли уже домино для претворения в жизнь подобной возможности и требуется ли легкое дуновение ветерка, чтобы оно начало падать.

Однако что он мог поделать?

Отыскать ларец Пандоры, да. Тогда его и его друзей невозможно было бы отделить от их демонов. Обратное бы убило их, поскольку они слились воедино, стали неразделимы, смерть или безумие было их единственными возможностями.

Он чувствовал себя ужасающе беспомощным. Испытывал первобытную, постоянную ярость. Он испытывал… опустошение. И все эти негативные эмоции были обернуты горячими языками злости. Его Сиенна мертва. Он сжег ее тело на погребальном костре, как подобает воину, и развеял ее прах. Она не вернется.

Кого ему винить? Ловцов? Богов?

Себя?

Кого карать? Кого убить в отместку?

Глаз за глаз, так его учили с первого дня сотворения. Если воин не сумеет достойно расплатиться за совершенное против него преступление, враг решит, что он слабак, будет нападать снова и снова, без остановки, уверенный в победе. Что делать мужчине, если его врагом мог вполне оказаться он сам?

— Готовы? — спросила Анья.

Парис поднял глаза, вырванный из своих раздумий ее восклицанием. Окружающие богиню воины кивнули ей, так же горящие нетерпением, как и она. Они были скрыты тенями, запросто прячась среди активной деятельности, развернутой в храме. Люди собирали камни и осторожно сметали водоросли.

— Начали, — она провела руками вдоль своих идеально очерченных бедер и прикоснулась пальцами к бриллиантам на поясе. Встряхнула длинными, светлыми волосами. — Лучше вам, мальчики, быть хорошенько впечатленными моими силами и дружно восхвалять меня, когда я с этим покончу.

Бормотание: «да, Анья» и «мы будем, Анья» раздалось среди них. Даже Повелители опасались ее.

Хотя Анья утратила часть своих сил, когда предпочла Люциена вечной свободе, отдав свое самое лелеемое сокровище, чтобы быть со своим мужчиной, она по-прежнему оставалась творцом беспорядка и могла поднять бурю, просто подумав о ней.

Парис насчитал пятерых Ловцов среди рабочих, на их запястьях красовались значки бесконечности. Отметины смерти с точки зрения Париса.

«Обвиняй их в смерти Сиенны. Они завербовали ее, забили ей голову своей ложью. Рань их так же, как была ранена она».

Его руки сжались в кулаки.

— Я делаю это для своих мальчиков, — пробормотала Анья, направляясь в гущу толпы.

Парис наблюдал, как замедляются их движения перед тем, как совсем прекратиться. Разговоры утихли, а затем наступила тишина. Все обернулись и уставились на величественную красавицу в слишком короткой черной юбке и прозрачном корсаже с кружевным верхом.

— Извините, но кто вы такая? — наконец поинтересовался кто-то. Смертный, татуировки не было на его запястьях. Низенький, лысеющий, немного полноватый. Бейджик с именем висел на его шее.

«Томас Хэндерсон, Всемирный Союз Мифологов»

— У вас есть право доступа?

— Несомненно, есть, — уголки ее чувственных губ приподнялись в ухмылке так же, как поднялись ее изящные ручки. — Иначе меня бы не было здесь, бубличек.

Он растерянно выгнул брови.

— Как вас зовут? Все из списка уже здесь, и я не помню, чтобы вносили кого-то еще.

— Нет нужды проверять. Приближается шторм.

Молния внезапно осветила небо, золотая в обрамлении розового и пурпурного. Сорвался ветер, развевая волосы Аньи в разные стороны.

— Вы должны отправиться домой.

Все мужчины взирали на Анью с благоговением и вожделением, которого не могли скрыть.

— Моя, — проговорил Люциен, подглядывая на нее со страстью, пылающей в его разноцветных глазах.

Парису пришлось на миг прикрыть веки.

«И я этого хочу. Хочу называть женщину «моя»

Так Мэддокс смотрел на Эшлин, Рейес — на Данику. Но что принесет подобное чувство Рейесу? Скорее всего, печаль. Смерть ступала по пятам за этой женщиной, куда бы она ни шла, и, более того, Сабин верил, что она примкнула к Ловцам и собирала для них информацию о Повелителях и ларце Пандоры.

Сабин хотел ее смерти, вот как, например, вчера. Он даже взял пистолет, пока Рейес спал, намереваясь всадить пулю в голову Даники и спасти Аэрона от судьбы, которую воин некогда счел хуже смерти. Люциен остановил его. Каким-то образом присутствие Даники утихомиривало Рейесову потребность в боли. С момента ее приезда он больше не прыгал с крыши крепости и не занимался другими опасными для здоровья и жизни штучками. Да, он резал себя, но стремление к смерти, очевидно, прошло.

Повелитель не мог желать большего.

Этого все они жаждали: мира после вечности битв и агонии, и крови. Как могли они сознательно украсть это чудо у одного из них? Не могли. Потому и оставили Рейеса наедине с его женщиной. Ну, не совсем наедине. Торин, Кейн — хранитель Бедствия, которого невозможно было куда-либо взять без того, чтобы не случались короткие замыкания или потолок рушился вам на голову — и Камео остались в крепости, наблюдая за компьютерами, охраняя дом от вторжения. Ох, и Уильям. Хотя Парис и на йоту не был уверен в умениях этого мужчины.

Насилие, Болезнь, Бедствие и Несчастье под одной крышей. Это должно быть забавно. Ухмыляясь, он тряхнул головой. Сиенна бы с удовольствием наложила свои изящные маленькие ручки на эти сведения. Она бы…

Он должен перестать думать о ней. Она мертва. Сожжена. Помимо того, она одна из ненавистных врагов.

Тяжелые капли дождя упали с неба подобно стрелам, ударяясь о землю везде, кроме места, где стояли воины. Вскоре появился град, колотя людей точно кулаками.

— Скорей! — выкрикнул кто-то.

— Буря усиливается, — закричал другой.

Послышался топот ног, люди бросились к лодкам. Парису это напомнило бегущих внутри колеса хомячков. С каждой секундой дождь усиливался, градины становились все больше и тяжелее. Золотые проблески молний беспорядочно танцевали на небе. Гремел гром, пыль и осколки летали на воздушных вихрях.

Буря Аньи была такая живая, притягательная, что волоски встали дыбом на коже Париса. Он закрыл глаза на миг, только на миг, желая, чтобы это электричество пропитало его тело, убило мрачного мужчину, которым он стал, и вернуло былую беззаботность.