Лоенгрин, рыцарь Лебедя - Юрий Никитин

Нил долго вслушивался, чихнул от забежавшего с разбегу в ноздрю муравья.

– Да что за несносные твари!..

– Все еще не сообразил? – спросил Лоенгрин с усмешкой.

– Муравьи, – выпалил Нил. – Ага, вон и бабочки! Стрекозы жужжат… Вот и первый шмель…

– Жизнь возвращается, – ответил Лоенгрин. Он рывком сел, зевнул, глаза стали ясными. Нил не успел глазом моргнуть, как Лоенгрин уже был на ногах. – Вставай, пора ехать. Лес большой.

Нил перекрестился, страх заполз в грудь.

– Может, на сегодня хватит? А завтра поедем дальше…

– Почему не сейчас?

– Ну… Чтоб не все рыцарские удовольствия сразу. Ведь сладкое оставляем же на потом?

– Сегодня, – сказал Лоенгрин непреклонно. – Завтра будут другие противники.

Нил проворчал с тоской:

– А кто-то меня считает кровожадным!..

Конь подошел к Лоенгрину по свисту, Нил за своим бегал и ловил, наконец отправились так же точно без дороги, Лоенгрин как-то ориентировался по деревьям, жукам, скачущим белкам. Нил не понимал, как это можно, но следовал послушно, уже не мечтая красиво броситься на дракона и спасти хозяина от неминуемой смерти.

В замке Тельрамунда мрачно и пустынно с того дня, как граф проиграл поединок рыцарю Лебедя и признал, что оклеветал Эльзу. И хотя большинство об этом и так догадывалось, но одно дело предполагать, другое – услышать такое вслух. После такого заявления даже самые лояльные старались не появляться при дворе ранее всемогущего графа…

Потому барон Артин Бергенсторм так удивился, когда увидел, как графиня Ортруда улыбнулась ему не просто приветливо, а дружески, даже бросил короткий взгляд по сторонам, остро жалея, что в зале никого, кто мог бы заметить, что на него обратила внимание такая красавица.

Еще больше удивился, когда она подошла к нему, снова улыбнулась обольстительно. Он сглотнул слюну, чувствуя, что не может оторвать взгляд от ее роскошной белоснежной груди, даже верхний край алых кружков слегка выглядывает из-за низкого выреза платья…

– Барон, – произнесла она таким голосом, что у него ликующе подпрыгнуло сердце, он сразу представил себя с нею в постели, – я видела, какую добычу вы привезли с охоты… Вы были великолепны! Никто столько не смог…

Он сумел поклониться, не отрывая взгляда от ее груди.

– Весьма… да, весьма…

– Барон, – продолжила она, – здесь так душно, давайте выйдем на балкон… или куда-нибудь, где свежий воздух… Можем, например, подняться на этаж выше…

У него чаще застучало сердце, а в голове пронеслась такая яркая вереница сладостных образов, что он застонал:

– Да… конечно… как скажете… леди Ортруда…

– Тогда идемте, – она, взяв его за руку, повела с собой, а он вздрагивал, чувствуя, как из ее руки струится нечто волшебное, что овладевает им целиком.

Они поднялись по лестнице, к его удивлению, никого не встретили, там она вывела его не на балкон, как он ожидал, а втолкнула в широкую и просторную нишу.

– Здесь, – произнесла она чарующим голосом, – нам никто не помешает… поговорить, ну да, поговорить…

Но глаза ее говорили, что она пришла совсем не говорить, и барон жадно ухватил ее в объятия, ощутил всю сладость горячего нежного тела. Она на миг с томным вздохом прижалась к нему грудью, в его теле возник и разлился пожар, воспламенив кровь.

Ортруда, совладав с собой, неохотно освободилась из его рук, сказала с ласковой укоризной:

– Барон, барон, это потом… Я тоже горю желанием, но все равно потом. Я хочу поговорить с вами…

Он вскрикнул, задыхаясь от страсти:

– О чем?.. Вместо меня может говорить только сердце!..

Она сказала со смехом:

– Вот и прекрасно!.. Как ваше сердце относится к этому неизвестно откуда приплывшему человеку, что сел на трон герцога и начал диктовать всему Брабанту свои условия?

Барон ответил пылко:

– Я бы его сжег на медленном огне!..

– Хорошая мысль, – улыбнулась она. – Вы не один так бы хотели сделать, барон. Этот Лоенгрин уже у всех в печенках!.. Многие подставили бы ему подножку, да только этот чужак осторожен… Но есть вариант и получше…

Барон насторожился, спросил:

– Какой?

– Мне донесли, – сообщила она деловито. – Завтра он поедет во владения сэра Аксельссена. Один или с деревенщиной-оруженосцем. Хороший отряд мог бы с ними справиться… Я говорю о безвестных разбойниках…

Барон пробормотал:

– Смотря какие… гм… разбойники. И сколько их будет. Десяток воинов опрокидывал и убивал в одиночку Тельрамунд, я говорю о настоящих, закованных в прочные латы и уже испытанных в боях… а этот Лоенгрин побил, уж простите, и самого Тельрамунда… Но если собрать отряд побольше, то кто-то да проболтается, что они сделали. А этот слух обязательно дойдет до короля Генриха.

Она проговорила медленно:

– А если кто-то встретит его один…

Барон ужаснулся:

– У него не будет шансов!

Она сказала очень ласково и совсем тихо ему в ухо:

– Но одному необязательно встречать его на коне и с рыцарским копьем в руках…

– Леди?

– Можно, – шепнула она ему в ухо жарко и снова коснулась горячей грудью, – с арбалетом в руках… Из засады. Туда ведет одна-единственная дорога! А вдоль дороги очень густые кусты…

Ее запах кружил ему голову, барон сперва подумал, что хорошо бы ухватить ее прямо сейчас и смять в руках, такую жаркую, мягкую и томную, но, с другой стороны, если всадит арбалетный болт в спину тому мерзавцу, эта женщина сама в диком восторге для него расстарается, он утонет в ее изощренных ласках, а он будет рычать и наслаждаться по-своему грубо, как мужчина, а не какой-нибудь сладкоголосый бард…

– Я знаю ту дорогу, – проговорил он все еще несколько одурелым голосом. – Там можно и в кустах, и на дереве… Некоторые смыкают кроны над тропой, можно сидеть на ветке и срывать шлемы со скачущих всадников…

Она почти пропела нежным голосом:

– Барон! Я так и знала, что вы именно тот самый отважный человек в Брабанте…

– Леди, – проговорил он смущенно. – Я, конечно, не трус, но справедливости ради должен сказать, что ради вас каждый станет самым отважным.

Она улыбнулась, обняла и крепко поцеловала его в губы.

– Барон! Такого изысканного комплимента я еще не слыхала… А теперь расстанемся, а то могут заметить, что отсутствуем мы двое.

Она упорхнула, сочная, весомая и в то же время легкая, оставив ощущение горячего обнаженного тела в его руках, его ладонях, его пальцах, жадно вминающихся в ее сочную сладкую плоть.