Колыбельная для двоих - Барбара Вуд

— Да?

— У меня есть еще одна проблема.

— Какая?

Она смотрела на портрет Кеннеди, думая о том, каково это было бы сидеть и разговаривать с ним. Она была уверена, что он бы не был с ней так суров, как все остальные. Он бы посочувствовал ей, пожалел, а не осудил, как все.

— Святой отец, я по-прежнему не знаю, почему я забеременела.

Теперь отец Криспин сам являл собой портрет: он сидел неподвижно, практически не дыша, захваченный врасплох ее словами. Потом, когда до него дошел смысл ее слов, он не смог скрыть своего удивления.

— Ты по-прежнему не знаешь, почему ты забеременела?

Мария кивнула головой.

Отец Криспин медленно расцепил руки и наклонился над столом.

— Мария, ты по-прежнему не знаешь, почему ты в положении? — полушепотом спросил он.

— Да, святой отец.

Он моргнул своими маленькими глазками.

— Мария, ты в положении, потому что совершила недостойный поступок. Думаю, ты знаешь об этом!

— Но я не совершала ничего недостойного, святой отец.

Он заморгал еще быстрее.

— Но ты же ходила там на исповедь. Ты причащалась.

— Да, ходила. Отец Грундеманн отпустил мне мой грех.

— Грех чего? Если ты считаешь, что не совершала греха прелюбодеяния, то в каком грехе ты исповедывалась?

— За то, что пыталась покончить жизнь самоубийством.

В комнате повисло гробовое молчание. Когда отец Криспин снова заговорил, от каждого его слова веяло арктическим холодом: что ни слог, то сосулька.

— Мария Анна Мак-Фарленд, ты хочешь сказать, что причастилась, зная, что на твоей душе лежит не отпущенный смертный грех?

Ее сердце бешено заколотилось.

— Нет, святой отец. Я исповедалась отцу Грундеманну во всех грехах. Я раскаялась в них.

— В чем?

— В том, что пыталась покончить жизнь самоубийством.

— А как же грех прелюбодеяния, Мария?

Она съежилась под строгим взглядом отца Криспина.

— Я не совершала греха прелюбодеяния, святой отец.

Он закрыл глаза и сложил руки на груди. Поджатые губы шевелились, читая, видимо, короткую молитву. Затем он открыл глаза.

— Мария, ты по-прежнему одержима той навязчивой идеей, что ты девственница? — спокойно произнес он.

— Это не навязчивая идея, святой отец, это правда. Я девственница.

Отец Криспин поднял пухлую руку и, поставив локоть на стол, накрыл ею лоб; его лицо осталось для Марии невидимым. Неловкое молчание, повисшее в комнате, постепенно таяло. Наконец священник поднял голову.

— Ты хочешь сказать, что зачала ребенка непорочно?

Она вздрогнула, словно отец Криспин ударил ее.

— Мария, мы оба с тобой знаем, весь мир знает, что женщина может зачать ребенка лишь одним способом. Ты же неглупая девочка, Мария, и я, как ты знаешь, тоже не глупец. Ты забеременела потому, что занималась сексом с парнем. И так как ты не исповедовалась в этом грехе, он по-прежнему лежит у тебя на душе. Более того, ты приняла Святое причастие, имея на душе смертный грех.

— Святой отец…

— Мария Анна Мак-Фарленд, за кого ты меня принимаешь? Исповедайся сию же минуту и очисти душу от греха! Сначала смертный грех, потом богохульство!

Она вжалась в кресло.

— Отец Криспин, — прошептала она, — я никогда не богохульствовала.

— А что ты, по-твоему, сделала, когда приняла Святое причастие, имея на душе грех?

— Но я не…

Сидевший в кресле отец Криспин, казалось, начал расти у нее на глазах. Он, как гора плоти, качаясь, возвышался над ней и смотрел на нее с нескрываемой яростью.

— Отец Криспин, я клянусь! Я ничего такого не делала…

— Мария! — Он встал, обошел вокруг стола и протянул ей руку. — Мария, пойдем сейчас со мной в церковь.

Она отпрянула.

— Не исповедоваться, молиться. Если ты напугана, ты должна обратиться к Богу за помощью. Я не знаю, какие силы заставляют тебя хранить молчание, Мария, то ли ты просто выгораживаешь мальчишку — хотя я догадываюсь, кто это, — то ли тебе стыдно признаться в том, что ты совершила грех. Скажу одно, какими бы ни были твои мотивы, настало время обратиться за помощью к Всевышнему. Пошли, Мария, мы пойдем в церковь вместе. Вместе преклоним колена, ты и я, и вместе помолимся. Открой свое сердце Богу. Позволь ему войти и указать тебе верный путь. Спроси Бога, Мария, у него есть ответы на все вопросы.

В церкви она сложила руки для мольбы, стиснув пальцы с такой силой, что заныли костяшки, надеясь на то, что физическая боль поможет ее молитве быть услышанной. Рядом с ней на коленях стоял отец Криспин. Его лысеющая голова практически лежала на сцепленных в замок пальцах. Стоя с плотно закрытыми, крепко зажмуренными глазами, она слышала его дыхание, чувствовала его близость.

Церковь была пустой. В теплом воздухе пахло благовониями; алтарь был убран цветами, свет, проникающий в церковь сквозь цветные витражные окна, заливал скамьи и мраморный пол всеми цветами радуги. Мария почувствовала, что ее колени, стоявшие на подушечке, начали потеть. Она попыталась сконцентрироваться, попыталась мысленно закричать, чтобы заставить Бога услышать ее. Она представила в своих руках четки, вообразила, как перебирает в пальцах каждую бусинку. Апостольский символ веры, молитва Господня, три архангельских приветствия Богородице.

Что-то было не так. Она склонила голову, сосредотачиваясь на молитве еще сильнее. «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».

Она перешла к чтению приветствий Богородице. Литания звучала в ее сознании как-то бессмысленно, бесконечное повторение слов, гласных, согласных. Воображаемые четки исчезли. Одна молитва перетекала в другую.

Наконец, отчаявшись, утратив ниточку, связывающую ее с Богом, Мария открыла глаза и подняла голову. Ей нужен был образ. Она обвела взглядом алтарь. Сосредоточившись на фигуре Христа, распятого на кресте, она начала снова. «Боже милосердный, прости мне мои прегрешения и очисть от скверны…»

Но ей не удавалось сконцентрироваться. Что-то было не так. Что-то было неправильно. Рядом с ней, покорно склонив голову, стоял отец Криспин. Мария повернулась к распятому Христу и попробовала еще раз.

«Боже, помилуй меня! — взмолился ее разум. — Господи, Иисусе Христе, помилуй меня! Отец небесный, помилуй меня! Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня!»

Взгляд Марии остановился на статуе Девы Марии, стоявшей слева от алтаря.

«Пресвятая Троица, помилуй меня, грешную! Святой Дух, помилуй меня, грешную!»

Она с трудом сглотнула.