Избранная стражем - Лена Летняя

Что-то неприятно кольнуло, Торрен поморщился.

– Если ты пытаешься меня разжалобить этим разговором…

– Очень мне нужна твоя жалось! – фыркнул Некрос. – Не о чем тут жалеть, Торрен. Я живу уже слишком долго. Стражи никогда столько не жили, сколько наше… поколение. Мы задержались, не зная, придет ли смена за пределами нашего мира. Задержались, считая себя обязанными вселить сущности своего народа. Но никто не должен жить так долго. Копятся не только воспоминания, но и сожаления. Мои уже превысили допустимые объемы.

В кабинете снова воцарилась тишина, позволяющая мерному тиканью часов неприятно щекотать слух. Торрен и Некрос застыли на своих местах, как каменные изваяния, погрузившись каждый в свои мысли. Один пытался убедить себя, что так будет лучше для всех и для Лоры – прежде всего. Даже если она никогда не простит. Зато будет жива и однажды – он в это верил, опираясь на собственный опыт, – снова влюбится и обретет счастье. Другой просто вспоминал.

– Знаешь, – неожиданно заговорил Некрос, глядя в темнеющий прямоугольник окна, – когда я уничтожил первые кристалины и отправил стражей в другой мир, я никак не мог справиться с чувством вины. Пожалев меня, Вита наложила заклятие забвения, но оно мучило еще сильнее. Я все время стремился вспомнить, а когда вспоминал – снова ужасался и просил заставить меня забыть. Последний раз забвение длилось довольно долго. От частого наложения заклятие начало трансформироваться: оно продолжало стирать воспоминания, когда уже не должно было. Меня это пугало, удручало. Я не понимал, что происходит, почему не старею и не помню себя, считал это проклятием, искал способ избавиться от него. И все думал, что когда у меня получится, я наконец смогу быть счастлив.

Он замолчал, но Торрен не стал ничего говорить: ни спрашивать, ни комментировать. Словно знал, что это пока не конец, что Некрос хотел рассказать ему что-то еще.

– Потом мне предсказали: та, что придет с туманом, прервет мое бессмертие. И через несколько лет в нашем мире появилась Лора. Раж навязал ее мне, полагая, что она приблизит мою кончину и стражи смогут вернуться в ваш мир. Тогда я не знал этого, просто принял ее общество как неизбежное зло, но потом… До ее появления я болтался в пустоте, не чувствуя ничего, но пришла она – и мои эмоции начали оживать. Каждая минута, которую мы проводили вместе, наполнялась смыслом. Каждое ее прикосновение наполняло меня теплом. Мне все равно казалось, что мои… ощущения, чувства – неправильные, что все должно быть как-то по-другому. И я думал: вот разберусь с проклятием – и все наладится. Я смогу любить ее так, как она того заслуживает.

Некрос снова замолчал, прикрыл глаза и запрокинул голову на спинку кресла, судорожно вздыхая.

– Ты никогда не задумывался о том, как часто мы говорим себе: вот случится что-то, тогда-то все и станет по-настоящему хорошо и можно будет наслаждаться жизнью в полной мере? – спросил Некрос, не открывая глаз.

Торрен ответил не сразу, погрузившись в воспоминания. Каждый раз, когда ему приходилось променять общение с женой и дочками на исполнение обязанностей жреца, он думал: вот сейчас разберусь со всеми делами… вот сейчас мы подготовим достаточное количество магов и жрецов… вот сейчас выучится Нея… вот сейчас выучится Винсент… Вот сейчас повзрослеет Лора, они поженятся, и тогда-то я…

И вот он уже на год старше, чем был его отец, третья дочь взрослеет не по дням, а по часам, столько всего произошло, но оставило ощущение, что прошло мимо, а он изо дня в день делает одно и то же: сам воюет с лавинами и даже до сих пор обновляет защитные печати. Потому что как только появилось больше магов и жрецов, захотелось ставить больше защитных печатей, чтобы людям не приходилось рисковать жизнью, добираясь до защищенного дома, чтобы их стало много.

Как только обученных жрецов стало больше, проблем, как ни странно, тоже стало больше. Потому что пока Торрен был один, он решал только самые горящие, а теперь они вместе решают целое море мелких. И это никогда не закончится, потому что Торрен сам не позволяет ему закончиться, взваливая на себя все новые и новые обязанности, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью рядом с любимой женщиной и участвовать в воспитании собственных детей.

Он почувствовал на себе пытливый взгляд: Некрос не дождался ответа, открыл глаза и теперь с интересом разглядывал его лицо. Смущенно кашлянув, Торрен постарался сделать лицо непроницаемым. Обычно у него хорошо получалось.

– Да, мне доводилось так думать. Довольно часто.

Некрос удовлетворенно кивнул, получив подтверждение своим мыслям. Его взгляд зацепился за витиеватые узоры на тыльной стороне ладоней.

– Эти мысли – самая жестокая ложь себе. На самом деле оказалось, что тогда-то и были последние дни, когда я был по-настоящему счастлив. Потому что был влюблен. Потому что предвкушал. Надеялся на что-то и мечтал о том, как будет хорошо потом. Но потом я все вспомнил. И это упало на меня огромным тяжелым камнем, придавило к земле. Я был уверен, что Лору напугает правда, отвернет от меня, но она лишь посочувствовала. Посочувствовала и сказала, что мне нужно не забыть обо всем, а простить себя. Жить дальше. Она была готова держать меня за руку, хотела вывести из тьмы, и на короткое время ей это удалось.

Некрос снова улыбнулся каким-то своим приятным воспоминаниям, и что-то подсказывало Торрену, что подробности он знать не хочет. Некрос и не собирался рассказывать.

– Но потом она тоже все вспомнила, и это легло между нами еще одной трещиной. Я снова убедил себя, что когда сниму настоящее проклятие и уничтожу кристалины, все будет хорошо. Я смогу начать сначала, рядом с Лорой кошмары и сожаления отступят… Но губить ее ради этого не стану. Я рассказал тебе все не для того, чтобы ты меня пожалел и отговорил. Нет. Просто хочу, чтобы ты понял: я действительно очень люблю твою дочь. И если бы мог, сделал бы ее самой счастливой женщиной на свете. Но у меня не осталось в запасе новых «когда». Поэтому, когда все закончится, я просто уйду.

Торрен вдруг очень отчетливо понял, что не только Лора не простит его. Нея, скорее всего, тоже. Да и он сам не простит. Слова Некроса неожиданно тронули его, наверное, с годами он стал сентиментальнее. Теперь он поверил, что это странное, древнее существо, которое когда-то убедило его предков в том, что оно – Бог, действительно любит его дочь, как может любить женщину обычный мужчина. До сего момента ему казалось, что чувства Некроса к Лоре подобны привязанности человека к… собаке, например. Он сомневался в том, что тот вообще способен любить, но его слова и то, как они были произнесены, отозвались в сердце Торрена такими знакомыми эмоциями, что он поверил.

Вот только это мало что меняло.

– Когда Лора только родилась… Когда я впервые увидел ее, но еще не знал, что мы будем звать ее Лорой, я сразу понял, насколько она чудесна. Насколько лучше всего, на что я мог надеяться, ожидая рождения наследника. Она безмятежно спала, а я смотрел на нее и понимал, что если понадобится, обрушу небеса на землю ради нее. Я тогда сказал жене: «Не представляю, за кого мы выдадим ее замуж, ведь ни один мужчина никогда не будет ее достоин».