(не)хорошая девочка - Джина Шэй

Вадим косится на часы, раз уж их даже не снял.

— Полночь, ушастая. До утра у нас еще полно времени.

Соня жмурится, прижимаясь к его ладоням щекой.

— Спасибо, — тихонько шепчет она. Смешной зайчонок. Она подарила себя Вадиму и благодарит его.



— Тебе спасибо, зайчонок, — без тени иронии откликается Вадим, заглядывая в её голубые глаза. — Я уже довольно давно не получал таких подарков.

Она почему-то прячет глаза.

Красивая дурочка, такая желанная, что хоть прямо сейчас начинай все по новой, но надо ей дать перерыв.

— В душ пойдешь первой, ушастая моя? — мягко спрашивает Вадим. Он в иной ситуации потащил бы её и туда, чтобы поиметь и там, не теряя зря время, но… Обстоятельства просили пощадить зайку.

— Я полежу, можно? — виновато морщит нос Соня.

— Полежи.

В душе Вадим проводит не так уж долго времени. Все-таки жаль, что не получилось утащить Соню сюда. Не засадил бы, так хоть нацеловался бы до тумана в её глазах, натискался до её возбужденного писка. Руки хотят её, язык хочет её — вся сущность Дягилева алчно хочет Соню. Его зайку. Немедленно.

Выходя из ванной, Вадим намерен исправить свое упущение. Дойти до Сони, прижать к себе, а дальше уже можно подумать, что с ней можно делать, а что нельзя.

Вот только Сони в комнате нет. Как нет и брошенного у двери белого платья.

Из всех следов её удалось найти только трусы, забившиеся в складках простыни. Собиралась Соня явно второпях.

И глядя на тонкие кружевные стринги в своей ладони Вадим ощущает себя обломанным. Снова.

Убежала!

Убежала от хозяина.

Вот теперь её заднице точно мало не покажется!

Осталось только до неё добраться…

И понять, какого хрена?!



— Быстро ты, — с сарказмом говорит Эльза, докуривая тонкую вонючую дамскую сигаретку. — Я почти околела от холода, пока тебя дожидалась.

— Я пришла, как получилось, — отстраненно откликаюсь я.

Оправдываться перед этой женщиной у меня никакого желания нет. В конце концов, не в чем. У меня не будет больше шансов с Вадимом. Был всего один. И я не смогла от него отказаться.

— Ну, садись в машину, — Эльза раздраженно поджимает губы.

Этот разговор происходит на парковке у отеля.

Эльза. Высокая, худая, с длинными волосами. Брюнетка.

Какая несмешная ирония у этой гребаной жизни, ведь Эльза — именно та девушка в кружевной маске почти на все лицо и черном бархатном платье, которую я заметила на парковке. Ну, не девушка, больше женщина. Ей где-то за тридцать, хотя, разумеется, она все равно младше моего отца и моложе моей мамы.

Эльза. Женщина моего отца. Нижняя моего отца — если я правильно понимаю происходящее. Бывшая нижняя Вадима. Та, что называла его своим хозяином до меня.

Боже, только за одно последнее предложение мне хочется эту стерву убить и закопать в клумбу у отеля. И пусть она уже не называет. Все равно убить и закопать. Просто так. Ревность — штука нелогичная.

А еще она мне все испортила. Первый раз с Вадимом не должен был быть таким паршивым, будто насквозь отравленным. Дягилев имел право на гораздо большее, просто за то, насколько сильно сносил мне крышу.

Не её дело, что я не смогла просто взять и уйти от Вадима. Не её дело, что я хотела этого одного раза. Хотя бы одного. С ним. Просто для того, чтобы запомнить на всю жизнь, каково это — принадлежать ему.

Честно говоря, после комнаты шепотов, я была в таком отчаянии, что готова была дать Вадиму прямо посреди того коридора, забив на происходящую вокруг оргию.

Лишь бы побыть его, лишь бы успеть.

До того, как придется возвращаться домой и забывать само звучание его имени, не то что терпкий вкус его глубоких поцелуев.

Если честно, пока мы отъезжаем, я отчаянно пытаюсь не сдохнуть от тоски. Я должна это пережить. Я должна пережить Вадима. А как это сделать? Есть какое-нибудь пособие? Инструкция? Ну, хоть что-нибудь?

— Значит, отец при смерти, а доченька зажигает с его конкурентом на самой злачной московской оргии? — едко произносит Эльза.

Боже, как она меня бесит, никакими словами не передать.

— Да вы тоже не у папиной постели дежурите, — я не остаюсь в долгу. — Или вас он тоже из дома вышвырнул?

— Нет, меня не вышвыривал, — с превосходством откликается эта. — И я приехала только за тобой. И ни зачем больше.

— Восхитительно, — я презрительно кривлю губы. — Папочка выгнал из дома дочь, но оставил при себе содержанку. Семейные ценности новой эпохи просто. Главное прессе не рассказывать, а то она обкончается от восторга.

— Прекрати так об отце, — резко обрывает меня Эльза.

— Я не права? — я поднимаю брови. — Может, он вас и не "купил", как я слышала?

Эльза молчит, плотно сжав губы. Маленькая, но все равно приятная победа.

На её шее блестит крупная подвеска в виде лебедя. При одном только взгляде на неё я начинаю ненавидеть эту незнакомую мне Эльзу еще сильнее.

Кулон моей матери. Я знаю его наощупь пальцами, каждый изгиб, этого лебедя из белого золота, украшенного мелкими бриллиантами. Я его регулярно тискала в пальцах до семи лет. Я знаю, что одно из гнезд — пустое, потому что один раз я сорвала подвеску с маминой шеи и уронила её. Один из бриллиантов выпал. Его так и не нашли, а новый вставлять не стали. Мама говорила, что украшение с изъяном — ей дороже, потому что в нем есть история.

Мать вернула подвеску отцу при разводе. И он тысячу лет как лежал в отцовском сейфе, отец обещал его мне подарить, когда я стану матерью.

Нет, мне не обидно, что кулон достался не мне, но какого черта украшение моей матери теперь делает на шее этой стервы? Это, конечно, дело отца, его деньги, его подарки, но неужели нельзя было подарить своей девочке для траха что-нибудь другое? Не то, что моя мама считала вроде как талисманом его любви к ней.

Но именно эта вещь и послужила доказательством связи Эльзы с моим отцом. Иначе бы я ей просто не поверила. Именно на него она уложила мои пальцы там, во тьме комнаты шепотов. Если бы не это, черта с два я бы вообще ей поверила. Я бы просто вернулась к Вадиму. И может быть, даже сдала бы ему фифу, которая поставила под вопрос тайну моей личности на том вечере.

Стоит мыслям задеть Вадима — и кажется, что на моей душе, прорезая её насквозь, стягивают сеть из металлических струн.

Мне мало. Мне мало этого одного раза с ним. Я хочу больше, но это уже за гранью возможного. Я не могу быть с ним. Я не могу называть его своим хозяином и дальше. Я не могу быть его зайкой.