Ключ от проклятой комнаты - Анна Князева

– О чем говорил Трешкин с Шостоком?

– О разводе.

– О чьем разводе? – Лере вдруг подумалось, что Шосток хотел развестись с Леночкой.

Дмитрий расставил все по местам:

– Иван Васильевич Трешкин разводится со своей женой, поэтому обратился к Шостоку за консультацией.

– Могу я посмотреть?

– Прошу… – Губанов развернул монитор.

Лера увидела кабинет с непривычного ракурса. Шосток сидел за столом. На экране виднелся рукав от шубы Деда Мороза. Тот подошел к столу, снял шапку и бороду. Его выпуклый затылок казался продолжением лба, натянутого на сферическую болванку.

Губанов остановил просмотр:

– Дальше – конфиденциальная информация. У Трешкина не было ни малейшей возможности взять пистолет. Думаю, теперь Ивану Васильевичу понадобится только алиби на время гибели Сцейпек.

– Подождите-подождите… Кажется, я вспомнила. Мы можем посмотреть запись с камеры у лифта на первом этаже вестибюля за несколько минут до гибели Риты Сцейпек?

Без лишних вопросов Дмитрий поднялся с кресла:

– Идемте.

Они проследовали в соседнюю комнату, где у мониторов сидели двое охранников. Дмитрий склонился над пультом, взял лист и что-то на нем записал:

– Плюс минус десять минут. Камера у лифта на первом этаже.

– Сейчас… – охранник придвинул клавиатуру и мышь. – Смотрите.

На второй минуте просмотра двери лифта разъехались, и Лера стала водить пальцем по монитору:

– Вот, видите, это я… это Маша… А вот – Трешкин!

Вцепившись в портфель, Иван Васильевич выскочил из кабины и побежал к выходу.

– Вы знакомы?

– Нет, – ответила Лера. – Просто запомнила его. – Она улыбнулась. – У него голова похожа на электрическую лампочку. Ее будто ввернули в плечи.

Переглянувшись с охранником, Губанов улыбнулся:

– Считайте, что алиби Трешкину вы обеспечили. Осталось выяснить, с кем он говорил после убийства Шостока.

– С женой…

Все оглянулись на голос. В дверях стоял Васин.

– Он говорил со своей женой о разводе. Она это подтвердила. А в момент гибели Реутова Трешкина задержал наряд полиции за семейный дебош.

* * *

Филиция Павловна могла бы писать романы. В крайнем случае повести. Или рассказы.

Она пробежала глазами текст на мониторе и сама собой восхитилась. Кликнула мышкой по кнопке «Пуск». Нашла в компьютере калькулятор. Разделила один миллион на тридцать рублей. Получилось 33 333,3…

За ее спиной слышался размеренный стук молотка. Олег Иванович менял в кабинете плинтус.

– Готово? – спросила Филиция.

– Еще немного.

– Вы не знаете, какой на сегодня курс?

– Что?

– Какой на сегодня курс доллара?

Олег Иванович ненадолго задумался:

– А мне почем знать… Я их не покупаю.

– А я скоро куплю-ю-ю, – чуть слышно прошептала Филиция Павловна, затем округлила 33 333,3 до 50 000 и умножила на тридцать. Получилось один миллион пятьсот тысяч.

– Кругленько, – улыбнулась она и натренированным движением пальцев вбила новые цифры в текст. Потом допечатала:

«Передать указанную сумму в течение 24 часов. В противном случае…» – на минуту она задумалась, подбирая нужное выражение. Когда оно отыскалось, Филиция Павловна продолжила: – «Вышеупомянутая информация будет доведена до сведения правоохранительных органов».

– Правоохранительных или следственных? – Она закатила глаза, прикидывая, как лучше. – Правоохранительных лучше. – Она решила оставить так.

Комендантша увлеченно редактировала письмо в пол-листа. Между тем в кабинете сделалось тихо. Так тихо, будто там никто не работал.

Филиция Павловна не заметила, как Олег Иванович встал за ее спиной. По мере того как его глаза пробегали по строчкам письма, лицо делалось все бледнее.

– Можно?

– Это приемная, зачем спрашивать. – Маша говорила, не поднимая глаз, она заканчивала красить ноготь. – Кравченко сегодня не будет!

– Будет.

Маша удивленно подняла глаза. На пороге стоял Игорь Петрович собственной персоной.

– Ой! Здравствуйте.

– Здравствуй, – Игорь Петрович был одет в длинное пальто с большим лисьим воротником. Серо-зеленое лицо стало темнее обычного, взгляд казался растерянным. – Мне нужно кое-что забрать из моего кабинета.

– Так ведь все унесли.

– Ну, тогда я просто зайду. О’кей?

– О’кей, – согласилась Маша.

– Да, и вот еще что…

Маша с готовностью встала из-за стола. На мгновение ей стало жаль Кравченко.

– Минут через пять сюда придет Виктория, – сказал он.

– Ваша жена?

– Проводишь ее ко мне.

– Там даже сесть не на что.

– Мы постоим.

– Ладно…

– И не смотри на меня так.

– Поняла, – кивнув, Маша встряхнула флакон с лаком и выкрутила из него кисточку…

* * *

Вика зашла в кабинет, на ее руках дрожала собачка шитцу.

– Здравствуй. Хотел меня видеть?

– Закрой за собой дверь, – велел Игорь.

– Зачем?

– Закрой.

Вика толкнула ногой дверь, и та со стуком захлопнулась.

– Ну?

Кравченко прошелся по кабинету. Он чувствовал себя неуютно, возможно, потому, что не снял пальто. Недавний прилив энергии плавно сошел на нет. Еще час назад он был на подъеме и знал выход из ситуации, теперь наступил полный упадок сил.

Второй день Игорь Петрович жил в гостинице. Тесть вышвырнул его из дома и приказал обслуге сменить замки в городских квартирах. Наличные деньги кончились, банковский счет был заблокирован. Григорий Федорович не ограничивался полумерами, когда дело касалось счастья его дочери.

Обернувшись к Вике, Кравченко оглядел ее. Черная в пол шубка, на голове – розовый трикотажный тюрбан. Она поправила волосы, исподволь скосила глаза. На лице мелькнула тревога.

При мысли о примирении Кравченко почувствовал тошноту.

– Ну? – повторила Вика.

От солнечного сплетения по груди прошла волна беспокойства. Потом еще и еще. Если бы утром Кравченко что-нибудь съел, сейчас бы его вырвало.

Вика выжидательно посмотрела на мужа, ресницы вздрогнули, в глазах блеснула надежда.