Честь горца - Ханна Хауэлл

На третью ночь их путешествия Жизель сняла ему швы. Найджел настаивал, что это давно надо было сделать, но она колебалась. Меньше всего ей хотелось зашивать ему рану заново, потому что двигались они очень быстро и, кроме того, она могла ошибиться, оценивая его состояние. Внимательно осмотрев его, Жизель все-таки пришла к выводу, что рана затянулась. Кожа была розовой и тонкой, но опасности, что рана откроется, не существовало.

Теперь он выздоровел вполне достаточно, чтобы начать учить ее управляться с мечом. Сначала из-за долгих каждодневных переездов на это не оставалось сил. Тем не менее Найджел кое-что объяснил ей, например как держать меч, как двигаться в разных ситуациях, как делать выпад и отражать удар. Поначалу было очень непривычно, что она крутится туда-сюда, а он, растянувшись на постели, только подсказывает ей направление, но потом обвыкла. Сейчас он мог уже и сам показать кое-какие приемы. После дня, проведенного в пути, его стало хватать не только на занятия с ней, но и на тренировочные бои.

– Все, я поправился, – заявил Найджел, прервав ее раздумья и поглаживая свежий шрам.

– Почти поправился, – пробормотала Жизель. Она сидела на нем верхом, и это ее отвлекало. Меньше всего ей сейчас хотелось думать о сражении на мечах. – В швах больше нет нужды. Но это не значит, что мышцы смогут выдержать сильный удар. Поэтому будь осторожен.

Найджел провел руками по ее бокам, погладил бедра.

– Знаешь, о чем я думал, когда начал выздоравливать?

– Интересно о чем? – Хотя можно было не спрашивать, видя, как темнеют, наполняясь лаской, его янтарные глаза.

– О том, чем было не так легко заниматься, пока я был слабым, беспомощным и раненым. – Он тихо бормотал слова, а сам целовал ее в нежный изгиб шеи.

Улыбнувшись, Жизель наклонилась над ним, приложилась губами к шраму и почувствовала, как он поежился от поцелуя. В первый раз за три последние ночи она не могла не подумать, как прекрасно будет заняться с ним любовью. Это отвлекло ее от более насущного занятия – от сна. Она попыталась остудить себя, напомнив себе о женщине в Шотландии, которую Найджел явно любил до сих пор. Но той сейчас не было здесь. Она также попыталась уцепиться за его слова, которые он сказал перед тем, как его ранили, по поводу выкупа и того, что никакой мужчина от него не откажется. Но с легкостью отбросила их в сторону, потому что было понятно: он сказал так, чтобы раздразнить противника.

Жизель невольно покачала головой, недовольная, что не может прийти ни к какому выводу относительно Найджела, кроме того, что хочет его. В этот момент она действительно желала его. Ей до боли не хватало связывавшего их наслаждения, которое грело ее и с легкостью помогало забыть обо всех несчастьях, всех сомнениях и страхах. Ласково и с удовольствием целуя его плоский живот, она услышала, как он тяжело задышал, и ощутила в себе проснувшуюся смелость.

Ей вдруг стало интересно, что произойдет, если не он, а она будет любить его. Смутившись, Жизель все равно не могла избавиться от этой мысли. Он на деле доказал, какой прекрасной может быть страсть. Он всегда сам начинал склонять ее заняться любовью, учил ее, направлял ее. Так почему же теперь, когда она стала такой желанной, ей самой не воспользоваться обретенными знаниями и не вернуть ему хотя бы часть радости, которой он одаривал ее?

Чем больше Жизель думала об этом, тем смелее становилась. Вместе со смелостью росло желание. Она вспомнила, как он заставлял бежать жар по жилам, и неожиданно ей захотелось то же самое сделать для него. Для нее не было секрета в том, что он желает ее. Но сейчас ей захотелось окунуть его в лихорадочную, слепую страсть, что он часто проделывал с ней. Это будет сладкая и пленительная месть, если он согласится.

Только одно удерживало ее от того, чтобы сразу осуществить задуманное. Что, если ее смелость вдруг почему-то оскорбит Найджела? Что, если из-за этого он плохо подумает о ней? Жизель отбросила в сторону неожиданные сомнения. Если она заметит у него хоть какой-нибудь признак отвращения или неудовольствия, она остановится и признается в собственном невежестве. И это было бы правдой. Потому что никто, включая мужа, не учил ее, что можно делать с мужчиной и что нельзя.

От прикосновения ее длинных пальцев Найджел задрожал. Она расстегнула на нем лосины. Только беспомощность не позволяла ему заняться с ней любовью с того момента, как прошла лихорадка. Было бы грустно и обидно, если бы в разгар всего вдруг разошлись швы и он залил бы ее кровью или, хуже того, сил не хватило бы, чтобы все закончить. Иногда ему приходила мысль, чтобы она сама взяла на себя инициативу, но он не решался предложить, боясь, что напугает ее. Хотя Жизель была вдовой, ему с первого момента стало понятно, как мало она узнала об искусстве любви от своего мужа – этой гнусной свиньи. И вот сейчас ему показалось, что она собирается откликнуться на его мысленную просьбу. Поэтому он затаился, боясь сказать или сделать что-нибудь, что могло бы смутить или обидеть ее.

Когда она спустила с него лосины, покрывая легкими и жаркими поцелуями его бедра и голени, Найджел пришел к выводу, что оставаться неподвижным в такой ситуации – форменные танталовы муки. Он одобрительно простонал, когда она обхватила своими тонкими пальцами его мужское орудие.

От первого прикосновения ее губ он застонал от удовольствия. А затем тихо выругался, потому что она отодвинулась. Ее побледневшее лицо подсказало ему, что она приняла стон удовольствия за отвращение. Промычав что-то подбадривающее, он погрузил пальцы ей в волосы и ласково пригнул ее к себе. В голове все поплыло, но его тянуло сказать ей, что она все делает правильно и чтобы не останавливалась. Когда она подчинилась и взяла его в рот, Найджел задрожал. Наслаждение, которого он так долго желал, пронзило все тело.

Он вдруг отстранил ее, и Жизель нахмурилась в недоумении. Ей казалось, что ему понравились все ее действия, но, может, при этом она все-таки перешла какую-то черту? Может, ее готовность быть послушной оттолкнула его? Собственное желание было настолько велико, что разумом она не могла понять его. Весь вид его говорил о том, что он сейчас в плену у страсти, а вот она боялась, что принимает желаемое за действительное.

Найджел потянул ее к себе вверх. Она остановилась, когда очутилась на нем сверху, расставив ноги, но он потянул ее еще выше. Жизель поняла, что сейчас последует, и уже собралась отвергнуть такую интимную ласку, но его губы коснулись ее разгоряченной кожи раньше, чем она смогла что-либо предпринять.

Одного поцелуя хватило, чтобы она вся раскрылась ему. Жизель потеряла ощущение пространства, не понимала, где находится и что делает. Реальным оставалось только одно – наслаждение, которое пульсировало во всем теле. Когда она достигла максимума, выкрикнув его имя, Найджел сдвинул ее вниз, и они соединились. Дрожащая, охваченная желанием, Жизель двигалась на нем с удвоенной силой и наконец рухнула к нему в объятия. Найджел прижал ее к себе, крепко стиснув. Она стонала, она звала его, пока он выплескивался в нее, наполняя теплом. Потом он ослабил объятия, не отпуская ее от себя. Дыхание стало ровнее. Он легонько, почти сонно чмокнул ее.