Мила Рудик и Магический Синод - Алека Вольских

Что ж, похоже, пугало не сможет защищать ее от этой парочки слишком долго. Для Лютова разгадать ее секрет — это лишь вопрос времени.

* * *

Белка, конечно же, заметила, что Мила уходила из Львиного зева, но тактичность не давала ей упрекнуть подругу в обмане. Пару раз она пыталась наградить Милу укоряющим взглядом, но даже это получалось у нее не слишком убедительно. С Ромкой, как и предполагала Мила, все сложилось еще проще. Он действительно ушел на свидание с Яной еще до того, как Мила вместе с Шалопаем улизнула из Львиного зева, а когда вернулся, Мила как ни в чем не бывало сидела в гостиной с книгой по метаморфозам в руках. Судя по выражению лица Белки, было ясно, что та не планирует рассказывать Лапшину об отлучке Милы. Это устраивало их обеих. У Лапшина не будет повода упрекать одну в том, что она проглядела побег, а другую в том, что она «развивает у себя суицидальные наклонности».

Весь вечер Мила почти не отрывала взгляда от двери, поэтому, когда в гостиную со свитком в руках вошла четырехкурсница Инна Стоян, чья очередь сегодня была дежурить по Львиному зеву, Мила тотчас приподнялась в кресле. Она не ошиблась — обнаружив ее возле камина, Инна направлялась прямо к ней. Свиток в ее руке был перевязан белоснежной лентой — такой же, как те, которыми перевязывал свои послания ей Гарик, когда отправлял их из Северных Грифонов.

— Мила, тебе письмо, — приветливо улыбнувшись, сказала Инна, протягивая послание.

— Спасибо, — слегка осипшим голосом поблагодарила Мила, принимая свиток.

— Что это? — тут же оживился Ромка.

Мила едва слышала, о чем он спрашивал, и тем более не улавливала смысл вопроса — слишком была взволнована. Она встала из кресла и, двигаясь почти машинально, отошла в сторону. На ходу разворачивая свиток пергамента, Мила почти не дышала. Мысленно она умоляла, сама не зная кого: «Пусть он разрешит, пусть он разрешит, пусть он разрешит!».

Строчки плыли у нее перед глазами, а буквы скакали — настолько ожидание этого письма расшатало ее нервы. Не прекращая, как мантру, твердить про себя одну и ту же просьбу, Мила прочла:

«К прискорбию моему, должен признаться, я действительно едва помню вас, госпожа Рудик. Тем не менее, считаю своим долгом ответить на ваше письмо.

Касательно вашей просьбы… Мой сын теперь не нуждается в свиданиях. Что касается вас, уверен, и вам эта встреча не принесет никакой пользы. Исходя из вышесказанного, я не вижу причин для посещения вами фамильного склепа Суховских.

С уважением,

Сократ Суховский».

Мила не мигая смотрела на выведенные каллиграфическим почерком строчки.

Он отказал. Не позволил ей. Она не ожидала, что это будет так больно — словно она потеряла Гарика снова.

— Мила, что с тобой? — Рядом раздался взволнованный голос Белки.

— Да что с тобой! — Это уже прозвучал возмущенный голос Ромки. — Это из-за письма?

Мила почувствовала, как пергамент исчез из ее рук, и тотчас пришла в себя. Она резко выхватила свиток из Ромкиных рук.

— Не читай! — резко и ожесточенно крикнула она.

Ни на кого не глядя, она разорвала пергаментный лист пополам и бросила обе половины в камин. Пламя жадно охватило куски пергамента. Мила не хотела смотреть, как горит письмо Сократа Суховского. Она отвернулась от камина и встретила обращенные на нее взгляды Ромки и Белки. Ромка смотрел хмуро и настороженно, Белка растерянно моргала.

Почувствовав, как внезапный приступ гнева уступает место душащей, как удавка, пустоте, Мила крепко обняла себя руками.

— Извини, я не хотела кричать, — почти шепотом сказала она Ромке, стараясь избегать его пристального взгляда.

— Мила… — начала было Белка.

— Нет! — категорично произнесла Мила, зная, что просто не выдержит сейчас никаких расспросов. И тут же, чтобы смягчить тон, попыталась исправиться: — Я… Мне…

Но ничего не получалось: ни говорить, ни выносить их удивленные взгляды. Собственное невнятное бормотание ей самой показалось жалким, поэтому, обняв себя руками еще крепче, так что предплечья заныли от боли, Мила отвернулась от друзей и настолько быстро, насколько могла, вышла из гостиной.

Позже, когда Белка вошла в спальню, Мила притворилась, что уже спит. Она лежала с закрытыми глазами, слушая, как возится, переодеваясь и укладываясь спать, Белка, и думала о том, зачем ей это нужно было. Почему так важно было навестить Гарика, зная, что на самом деле там, в склепе Суховских, его нет — есть только его тело, пустая оболочка? Зачем она писала это письмо, прекрасно зная безмерную черствость человека, который был приемным отцом Гарика?

На самом деле Мила вовсе не искала ответов, но они вдруг нашлись сами собой. Все это время она словно запирала себя изнутри, чтобы не чувствовать боли. Старалась не думать о нем, не вспоминать его — предпочитая задыхаться в пустоте, чем позволить, чтобы каждое новое утро резало ее по живому осознанием того, что его больше нет.

И этот шаг, который она предприняла сегодня… попытка признать то, о чем последние несколько месяцев она не позволяла себе даже думать.

Она просто скучала по нему! Она невыносимо скучала по нему! Настолько, что всего лишь приблизиться к нему — к тому, в ком уже не было жизни, — для нее было бы встречей. И невзирая на то, что его тело было спрятано под крышкой гроба, она бы знала, что он, пусть ненадолго, пусть даже так, но… рядом.

Поздно ночью, когда Белка уже спала и ее дыхание было едва ли не единственным звуком в ночной тишине, Мила смотрела в темноту перед собой и беззвучно плакала. Она никогда раньше не замечала этого, но теперь вдруг осознала одну странную вещь… Слезы способны отгонять боль.

Светозариум был переполнен народом. Как сказал Вирт, когда они встретились в коридоре, по решению суда слушания по ее делу будут открытыми. Это означало, что любой желающий может прийти, занять место на скамье для публики и следить за процессом, как будто он в театре на премьере спектакля. А так как суд возглавлял Триумвират в полном составе, то от желающих поглазеть не было отбоя.

Сидя за столиком Защиты, Мила огляделась. Вирт что-то обсуждал с Платиной, стоя около стола, — они говорили тихо, а в зале царил такой шум, что из разговора своих Защитников Мила не слышала ни слова. Стол судей пока что пустовал, как и столик секретаря суда. Мила украдкой бросила взгляд за плечо — несколько десятков совершенно незнакомых лиц почему-то вызвали у нее внезапный приступ дурноты. Заметив, что некоторые из присутствующих откровенно пялятся на нее, Мила уже хотела отвернуться, как вдруг увидела в дверях своих друзей. Белка с Ромкой выискивали кого-то глазами — по всей видимости, ее.

С улыбкой Мила встала и махнула им рукой. Первым Милу заметил Ромка. Когда он жестом показал ее Белке, они оба направились прямо к ней. Только тогда Мила заметила за Белкиной спиной Яшку Бермана. Мила немного удивилась, но одновременно почувствовала благодарность к Яшке, что он тоже решил ее поддержать.