Конверт из Шанхая - Владимир Кузьмин

Иван Порфирьевич засмеялся.

– Это вас Арсений Игнатьевич так умело подготовил или у вас опыт есть? – спросил он.

– И так, и этак, – не смутился официант.

– Хорошо, рассказывайте.

– Вчера господин купец, Нил Ипатьевич их зовут, изволили допоздна куражиться. В полном одиночестве, если нас в расчет не брать. Шуму особого не делал, разве что на фортепьянах порывался упражняться да песни горланил. Заказывал много, платил исправно, чаевые туды-сюды швырял, даже на кухню ходил с личной своей благодарностью к повару.

– А вам того и надобно было? – не удержавшись, встрял Иван Порфирьевич.

– Конечно, – вновь ничуть не смутился официант. – А то как жить-то? Так вот, покуражился он вволю, а напоследок заказ сделал на утро и ушел. Штоф с водкой прихватил и ушел.

– На утро заказал капустный рассол? – догадался дедушка.

– Всенепременно. Так я тот заказ и понес в означенное время. Стучу – тихо. Дверь у него, почитай, никогда не запиралась, вот и решил заглянуть – может, разоспался или еще что? Нет никого! Постель ему с вечера перестелили – не тронута. Вроде и не садился никто, а не ложился так уж точно. Вещи все на местах. Я там и прежде не раз бывал, могу в точности подтвердить. Все!

– Эх! – Иван Порфирьевич даже кулаком по столу пристукнул. – Сильно купец был пьян?

– Это с какой стороны смотреть, – рассудительно ответил официант. – По мне, не сильно. Крепок он в этом качестве, так что в нем не столько хмель гулял, сколько кураж. Да и засиделся он в одиночестве, пока лицо заживать не стало.

– А вы или, может, вы, Арсений Игнатьевич, не видели, кто его провожал в Иркутске? Его вроде почти в беспамятстве в поезд посадили?

– Видел, – отвечал Арсений Игнатьевич. – Мне показалось, что свои это были люди. Родственники. Никакие слуги не стали бы так уважительно обращаться с человеком в полном изумлении[36]от выпитого. Может, сыны были или зятья.

– Про то, смотрели ли вы его в других местах, я не спрашиваю…

– Само собой, прежде чем вам сказать, все обсмотрели.

– Мог он с поезда свалиться?

– Не мог, все двери запирались на ключ.

– Ну а с ключом мог бы?

– Тогда уж скорее выпрыгнул бы, чем выпал, если бы дверь сумел открыть, – высказал свое предположение официант. – Ночью во многих местах на малой скорости двигались, так без опаски можно было прыгать.

– Только откуда ему ключ было взять? – спросил Арсений Игнатьевич, но ответа на этот вопрос не получил.

– Так. А двери раскрытые имеются? – вместо ответа продолжил допрашивать товарищ прокурора. – То есть те, что должны были быть заперты, но оказались не заперты?

– Имеются! – вздохнул Арсений Игнатьевич. – Как раз в тамбуре того вагона. В том, что к ресторану примыкает.

– Ладно, вы, если что вспомните…

– Да чего тут вспоминать? – удивился такому вопросу официант. – Он же трое суток под одеялом лежал. Принесешь ему затребованное и за дверь. Что вчера было, вы большей частью сами видели. Разве что после того, как все разошлись, перестал «Всем шампанского!» кричать.

– Можно я спрошу? – я посчитала правильным не лезть в разговор без разрешения. – Купец вроде с собой штоф прихватил, как вы сказали? Штоф в купе был?

– Не было, – без заминки сказал официант и сам же сделал вывод, – либо не донес, либо сам туда не дошел.

– Скорее последнее, – согласилась я. – И самый последний вопрос: во сколько он ушел из ресторана?

– Около двух, точнее не скажу.

– Хорошо. По этому поводу вопросы у нас закончились, – то ли спросил, то ли подвел итог Иван Порфирьевич. – Арсений Игнатьевич, что по второму пропавшему?

– Сейчас напарника евонного позову.

Пришел тот железнодорожник, что гордился особым ключом от багажного вагона. Был он сильно растерян и удручен.

– Расскажите, как ваш напарник пропал, – помог ему начать Иван Порфирьевич.

– Нам положено по очереди в вагоне дежурить. На случай, если на станции багаж принять придется. Но я знал, что до самого утра нигде ничего принимать будет не нужно. Ни разу такого не бывало. Вот мы оба и спали у себя. Точнее, я спал. А Павел так все куда-то бегал.

– Куда?

– Я не спрашивал. Думал, может, животом мается, так чего лезть? Он, может, и чаще выходил, да я не всякий раз просыпался.

– То есть он не особо скрывался, что выходит?

– Да с чего ему скрываться? Особо не шумел, понимал, что человек спит. Но и не скрытничал.

– Хорошо. А как вы обнаружили его исчезновение? И когда видели в последний раз?

– Последний раз точно помню. На станции… Камышлов. Станция большая, там мог кто и подсесть, и багаж могли сдавать. Павел как раз за минуту до нее снова пошел… ну пошел куда-то. Я ему и сказал, мол, ты присмотри, если вдруг что, зови. И уснул, а раз никто меня не звал, так и не просыпался больше. А уж тут, на последней станции, пора пришла вставать. Пашки не было, пришлось одному работу исполнять. Думаю, совсем у него дела плохи с животом, а раз дел немного, то и без него обойдусь. Ну и обошелся. К себе возвернулся, его опять нет. Подождал и пошел искать. Нет нигде! Я еще с полчаса ждал, потом сызнова все обошел и доложил Арсению Игнатьевичу. Так я пошел? А то скоро снова станция.

– Подождите, – остановила его я. – Вы вот говорили, что от вашего вагона, где багаж везут, ключ особенный?

– Верно. Никакой другой не подойдет.

– А Павел его брал, когда уходил ночью?

– Да зачем он ему там? Ну там, куда ему надобно было?

– А на той станции? Там же могла в нем нужда случиться?

Железнодорожник задумался.

– Нет, и там не брал.

– Точно? – еще раз переспросил Иван Порфирьевич.

– Точно не брал. Я уж барышне давеча сказывал, а она сейчас припомнила, что ключ у нас особый. И место ему особое определено. Напротив моей головы получается, в ящичке на стене. Так вот не мог я не заметить, чтобы Пашка ключ бы взял. Опять же он поутру, где ему и положено, находился. Ключ то есть, а не Пашка. Тот вон пропал, а ключ никуда не пропадал. Я, может, чего другого и не услышал бы, но как ключ берут или обратно вешают, обязательно услышал бы.

– Арсений Игнатьевич, вы на той станции выходили на перрон?

– А то как же? Рабочих из депо принимал, тех, кто вам окно чинил. А если вы про Пашку спросить хотели, видал я его или нет, так видал. Был он на перроне. Но нужды в нем не было, так я за ним и не следил.

– Можете сказать, как он вел себя?