Crysis. Легион - Питер Уоттс

Слева – пилоны, места для парковки, справа – шлакоблочная стена служебки. Метрах в шестидесяти за ней лестница, ведущая прямиком в фойе.

И – я слышу голоса.

Что за мать твою? Харгрив же говорил: место закупорено наглухо!

Слов не разобрать. Болтают лениво, от скуки. Подойдя, вслушиваюсь: обычный бред про тачки, железо и девок. Может, Харгрив выслал пару бойцов меня встретить?

– Эй, ты слышал?

Я замираю, включаю невидимость.

– Пойду-ка проверю, а ты оставайся на позиции.

Чудный план: оставить напарника и пойти гулять в одиночестве. Не иначе, ЦЕЛЛ.

Ну конечно – вон, приковылял из-за угла, ствол МП-5 трясется, будто шмель после конопли. Пыхтит ко мне, минует, уже прошел, и…

Вдруг останавливается и пялится в упор.

Я-то уже давно приметил: невидимость не идеальна. Она делает тебя прозрачней стекла, но, если присмотреться, в ярком свете заметны искажения. Даже в полумраке можно заметить движение, дрожание сумрака – конечно, если знать, чего ищешь.

Скажу тебе, этот мужик зенки чуть не выглядел, и я догадываюсь, что он заметил за долю секунды до него самого: когда иду, от меня волна, бежит рябь по воде – и она еще не успокоилась.

Он стреляет – и артефакты невидимости меня больше не заботят.

Итог: в меня попало, стрелок – труп, эхо нашего с ним общения еще гуляет между стен, а за углом кто-то шлепает по водам. Увы, тут от невидимости проку мало. Рядом с позабытой «тойотой приус» на стене – распределительный щиток. Я отключаю свет.

Кто-то вопит: «Переключайтесь на инфракрасное!» БОБР услужливо передает чей-то рапорт по Сети: «Он в здании. Повторяю: Пророк в здании!»

Ну что, поиграем?

Я почти вижу, где лестница, – на ее предполагаемом месте экран показывает кучу человекообразных пятен повышенной температуры. Сволочи, прижучили меня – ведь наверняка знают, куда направляюсь! Мать вашу, неужто Харгрив сдал? Кто ж еще, это ж его дом родной, заманил, скотина, глаз положил…

– Вас понял! Стрелять на поражение!

…Не Харгрив это.

Локхарт.

Как-то он сюда пролез, под самым носом Харгрива, людей провел. Камеры наблюдения хакнул, или что-то в этом роде. Не Харгрив здесь тупой злобный придурок, а ты, скотина Локхарт.

Я обхожу лестницу стороной. Лифт охраняют гораздо меньше «целлюлитов», да и те разбредаются, прочесывают окрестности. Знают: только конченый идиот решится воспользоваться лифтом в таких условиях.

Я из таких, однако. Пара оставшихся у лифта недоносков остывают, подтекая красненьким, я в лифте, бодро жму на кнопку – и тут потасовка начинается уже в эфире. Харгрив проломился на коммуникационную частоту Локхарта с компанией и учинил недурную свару на тридцати восьми мегагерцах. Харгрив приказывает стоять и не стрелять, Локхарт посылает на три буквы. Нехорошо про меня говорит, скотина. Монстром обзывает. Впрочем, я не обижаюсь, слова меня не очень-то задевают – чего не скажешь про острые и твердые предметы. В особенности выделяемые парой старых дружков с именами Хеклер и Кох…

Лифт плавно тормозит на уровне фойе. Включаю невидимость и закручиваю броню на полную мощность, прижимаюсь к стенке, сажусь на корточки.

И все равно чуть не откидываю копыта. И все из-за чудесного заоконного вида.

Я под водой. Весь этот гребаный дом под водой. Я гляжу из лифта на фойе, на окна этой самой поганой башни, вделанные в фасад, а окна там повсюду. Здоровенная десятиэтажная хрень целиком из стекла. А за их огромной выгнутой аркой, уложенной набок, – дно озера. Покалеченные авто, ленивые облачка потревоженного ила, тусклые формы в мутно-зеленой воде. Смотрю выше, выше – волны лениво плещут о стекло метрах в тридцати надо мной. Там целый архипелаг плавучего дерьма: картонные коробки, офисная мебель, деревянные опоры для проводов – изрядные жердины, переломанные, как спички.

Гребаный домина, и дом рядом, и куча обломков, заваливших улицы по соседству, сотворили высоченную дамбу к северу от Тридцать шестой стрит, где скопилась отступающая вода. Мы пришли с тыльной стороны, и по чистому везению куча задержавшего воду хлама не развалилась и нас не смыло в Атлантику еще на подходе, словно какашки в унитаз.

Интересно, сколько ж такое везение продлится? Сколько эти стекла выдержат? Наверху похрустывает – миллионы тонн Атлантики хотят в гости.

И в те мгновения, пока я стою, как дебил, рот раззявивши, в лифт сыплется столько свинца, что получаю пять доз в грудь.

Однако ни одна мою шкуру не пробивает. Грохаюсь спиной о стену, и голова включается снова. Похоже, «Коричневый-6» вызвал подмогу, и невидимость особо не в помощь, когда всякий мудак с автоматом знает: ты в коробке два на два метра. Я гоню силу на максимум и прыгаю в фойе, как лягушка с трамплина.

Срубаю пару недоумков еще в полете. Но остаются шестеро, невидимость на нуле, а в фойе не скажу, чтоб очень много мест, где можно спрятаться.

Я отталкиваюсь от стены, прыгаю за стойку с мониторами, за которой обычно сидит охрана, но теперь там окопался «целлюлит», уверенный в отличном выборе позиции. Пришлось его разочаровать. Вокруг аж тесно от пуль, и мне почти хочется, чтоб эти недоумки мазали пореже – ведь половина летящего мимо врезается в окна. Повсюду, куда ни гляну, стекла покрыты паутинкой трещин. Невероятно – но окна еще держатся.

К счастью, размазывание «целлюлитов» по полу – работа серьезная, требующая полной отдачи. Восьмилетний пацан внутри меня умолкает – не до него сейчас. И хотите – верьте, хотите – нет, когда все устаканивается и я остаюсь единственным, способным шевелиться, хотя и трупом, вся круглая стена изрешеченного стекла еще держит воду. Полдюжины панелей почти матовые от трещин, ручейков, струек и фонтанчиков – не сосчитать. Однако целый беспризорный кусок Атлантики давит на эти гребаные стекла, и они, мать их за ногу, держат!

Локхарт отключился, а может, отмалчивается. Дуется сэр коммандер, обидно ему – нос я натянул его игрушечному войску. Харгрив же здоров и шевелится, нудит – дескать, мне нужно перезагрузить систему и задействовать лифты на верхние этажи. Я глаз не могу оторвать от стекол, от темной страшной массы за ними, но Харгрив воркует на ухо, успокаивая: бояться нечего, супернаностекло, безопасность от потопа гарантирована. Давай, спеши к стойке, перезагрузи систему. Чего боишься?

Я покорно иду к стойке. Пара мониторов, не получающих входного сигнала, показывают мне тестовые картинки.

А потом случается именно то, чего я боялся.

Я услышал раньше, чем увидел: будто стеклом по жести, лед потрескивает на замерзшем озере. Острый, режущий звук, полутреск-полулязг.

Полдюжины панелей лопаются, вода хлещет тонкой пеленой. За ними в мутной глубине движется что-то огромное. Я контуров разобрать не могу в облаках мути и дерьма, поднятых с улицы.