Танец семи вуалей - Наталья Солнцева

Эмма вскрикнула – он отступил, понимая, что в любую минуту может войти лакей или горничная. Его страсть вскипела, взбурлила и ударила в голову.

– Оленин изменяет вам… тебе… – шептал он Эмме, сильнее прижимаясь к ней. – Он влюблен в скандальную танцовщицу, Иду Рубинштейн. Без ума от нее. Она ужасная женщина, жестокая и ненасытная. Она высасывает кровь из мужчин… питается их силой… лишает рассудка…

Эмма задыхалась в его объятиях, молча пытаясь вырваться. Она смотрела на графа и понимала, что тот спит, пьяный и безразличный к ней. Закричи она сейчас, разбуди его… сама же и окажется виноватой. Мол, допустила позор и прелюбодеяние на глазах у мужа. Поди доказывай, что ничего не было…

– Оленин дошел до того, что спит с горничными, – нашептывал ей змей-искуситель. – Он заставляет их одеваться в восточные шаровары, украшать волосы перьями… Он воображает, что ласкает Иду, совокупляется с Саломеей…

Эмма ощутила, как сползает с плеч лиф ее платья, и потеряла волю к сопротивлению. Рука гостя скользнула по ее груди, рванула дорогие кружева… крепкая мужская ладонь легла на ее рот. Оказавшись притиснутой к спинке дивана, графиня более не отбивалась. Она покорилась своей участи…

Москва. Наше время

– Так вы не пациент? – удивленно протянула Сима, глядя на Лаврова.

– И пациент тоже…

– Значит, вы помогаете… – она хотела сказать «колдунье», но прикусила язык.

– Я помощник, – кивнул начальник охраны.

Столь обтекаемое объяснение, тем не менее, удовлетворило девушку.

Лавров успел узнать, что доктор куда-то вышел, и посвятил Симу в сокровенный смысл «Танца семи вуалей» – то бишь рассказал ей историю Саломеи, царя Ирода и пророка. Она слушала, бледнея и краснея.

– Жуть какая… – вымолвила она, нервно поправляя воротник блузки.

Непонятно, относилось это к юной иудейской принцессе, коварной Айгюль или к самому посетителю.

– Ваша Айгюль не так проста, – добавил начальник охраны. – У нее извращенное воображение. Трудно представить, на что она способна.

– Сюда простые не ходят, – прошептала Сима. – Я ее боюсь! Юрий Павлович сам не свой из-за нее. Как услышал, что она на сеансы не записалась, у него с сердцем плохо стало.

– С сердцем? Это уже серьезно…

– Вы тоже так считаете?

Девушка поглядывала на входную дверь. Она опасалась, что доктор неожиданно вернется и застанет ее за болтовней с посторонним мужчиной. Впрочем, этот молодой человек – не совсем посторонний, он пациент.

– И еще мне кто-то звонил, – тем же взволнованным шепотом сообщила она. – Голос был незнакомый…

– Мужской или женский?

– Мужской… искаженный. Он сказал: «Я твой ангел-хранитель… или твоя смерть. Выбирай…» У меня от страха челюсти свело! Но потом я сообразила, что это проделки Карташина, моего ухажера.

– Он признался?

– Нет, что вы! Раскричался… все отрицал.

– Вы ему поверили?

– Не совсем… Он ревнует меня к Юрию Павловичу и придумывает всякую чушь, лишь бы я испугалась и уволилась. Тогда он возьмет меня официанткой в свой клуб и будет командовать. А я уверена: доктор не убийца. Он… добрый человек. Строгий, но добрый…

– Вы действительно уверены?

Девушка смутилась и отвела глаза.

– После симпозиума Юрия Павловича будто подменили. Он стал раздражительным, начал запирать кабинет и… носить с собой большую сумку.

– Это кажется вам подозрительным?

– Раньше такого не было…

В приемной горел свет, хотя стрелки часов показывали обеденное время. На улице сгустились тучи, потемнело, как вечером. В стекла ударили первые капли дождя.

– Доктор ушел обедать? – спросил Лавров.

– Не знаю. Не похоже… Обычно он приносит еду с собой и разогревает в микроволновке. Какое-нибудь мясо, бутерброды, чай. У нас плотный график… а поход в кафе занимает много времени. К тому же Юрий Павлович любит домашнюю еду.

– Кто ему готовит?

– Сам. Он все умеет…

«Старый холостяк, – подумал начальник охраны. – Почти как я. Я тоже все делаю сам».

– Должен поставить вас в известность, Сима, что Оленин не отлучался из Москвы. Про симпозиум он солгал. Хотел скрыть факт избиения.

Девушка отшатнулась и ойкнула с обескураженным видом:

– Его… избили? Кто? Надеюсь, не Олег? Боже! Если это он… как он посмел? Скотина! Я ему покажу! Идиот! Боже, какой идиот! Придурок… Что мне с ним делать?

– Полагаю, Карташин не имеет к этому отношения.

У Симы отлегло от сердца. Но она все еще сомневалась в словах Лаврова.

– Откуда вы узнали, что…

– Это моя работа.

– Да-да…

Было видно, как в прелестной головке Симы идет мыслительный процесс. Ее лоб наморщился, губы подрагивали.

– Избили… какой ужас! Его могли убить… – пробормотала она и без всякого перехода спросила: – Зачем Айгюль записала этот ужасный танец? Она хочет… смерти доктора?

– Не думаю.

Лавров покривил душой. Именно так он и думал. Танец Саломеи – плод больного сознания, который содержит угрозу. Кто-то должен поплатиться головой.

– Она хочет заполучить его голову! – выпалила Сима. – Дудки! Юрий Павлович не дурак…

– Айгюль замужем? У нее есть мужчина? Любовник? – Понятия не имею… Должно быть, есть. Она красивая. Вы видели танец? Конечно, видели. – Девушка сама ответила на свой вопрос. – Это нарушение врачебной тайны. Я не должна была показывать диск никому.

– Когда речь идет о жизни и смерти, тайны неуместны.

– Вы правы. Но вы же не расскажете доктору, что я…

– Обещаю вам, Сима, он ничего не узнает, – заверил ее Лавров. – Со своей стороны вы тоже не должны говорить ему о нашей беседе. Хорошо?

Она подавленно кивнула. Собственная вина выросла в ее представлении до ужасающих размеров. А доктор казался жертвой ее ревности и неразделенной любви.

– Любовь ужасное чувство, – едва слышно вымолвила Сима. – Оно толкает человека на преступление…

– Вы любите Оленина?

– Иногда мне кажется, что да…

– А иногда?

– Я его ненавижу и хочу убить!

– Тогда вы можете понять других женщин…

– Айгюль? Вы ее имеете в виду? Она больна! Иначе нельзя объяснить ее выходку… Устроить шоу с раздеванием, да еще записать на диск и принести сюда…

– У каждого свой способ выражения чувств. Айгюль занимается танцами? Ее движения довольно профессиональны.

Сима пожала плечами. Ее пшеничная копна растрепалась, что делало ассистентку еще привлекательнее. Лавров вдруг представил ее мертвую запрокинутую голову, тусклые пряди волос, синюю борозду на шее…