Гайдзин - Джеймс Клавелл

— Это должно окончательно убедить вас, что наш Крошка Вилли всего лишь надувшийся попугай, одержимый манией величия. Королевский салют может идти ко всем чертям. Нам теперь лучше смотреть в оба, пока нас не обошли с флангов.

— Вы правы, клянусь Юпитером! Да. Я добавлю это к своему докладу, который ежемесячно отсылаю в военное министерство.

На палубе французского флагмана Анри Сератар попыхивал своей трубкой и смеялся вместе с русским посланником.

— Mon Dieu, мой дорогой граф, сегодня поистине счастливый день! Честь Франции будет восстановлена посредством обычного английского высокомерия. Сэр Уильям неминуемо потерпит поражение на переговорах. Ха, никогда ещё коварный Альбион не был так коварен.

— Да. Отвратительно, что это их флот, а не наш.

— Но скоро ваши эскадры и наши заменят их здесь.

— Да. Так, значит, наше тайное соглашение принято? Когда англичане уйдут, мы забираем себе Северный остров плюс Сахалин, Курилы и все острова, соединяющие Японию с русской Аляской, а Франция — все остальное.

— Принято. Как только Париж получит мой меморандум, я уверен, он будет ратифицирован на самом высоком уровне, тайно. — Сератар улыбнулся. — Когда образуется вакуум, наш долг дипломатов состоит в том, чтобы заполнить его…

Вместе с канонадой в воздухе над Эдо разорвался и повис великий страх. Все остававшиеся скептики присоединились к толпам людей, запружавших каждую дорогу, мост и улицу: жители покидали город, прихватив с собой те немногие пожитки, что могли унести на себе — разумеется, нигде никаких колес. Все ожидали, что разрывающиеся снаряды и ракеты, о которых они слышали, но которых никогда не видели, вот-вот прольют огонь с неба, и их город запылает и будет гореть, гореть, гореть, и они сгорят вместе с ним.

— Смерть гайдзинам, — было на устах у всех.

— Скорее… дайте дорогу… скорее! — кричали люди, то тут, то там вспыхивала паника, кого-то давили под ногами, сталкивали с мостов, втискивали в двери домов, большинство же стоически продолжало двигаться вперед, но всегда в противоположную от моря сторону. — Смерть гайдзинам! — повторяли они, оставляя свои жилища.

Великий исход начался сегодня утром, едва лишь флот успел поднять якоря в бухте Иокогамы, хотя наиболее дальновидные торговцы ещё три дня назад потихоньку наняли лучших носильщиков и исчезли вместе со своими семьями и всеми ценностями, когда первые слухи о печальном происшествии и о возмущении и требованиях иностранцев, которые за ним последовали, пронеслись по городу.

Только самураи в замке и гарнизоны наружных оборонительных укреплений и форпостов оставались на месте. И, как всегда и везде, отбросы городских улиц — как на четырех, так и на двух ногах — крались, принюхиваясь, среди незапиравшихся домов в поисках всего, что можно было бы украсть и потом продать. Крали очень мало. Мародерство считалось особенно страшным преступлением, и с незапамятных времен всех, кто нарушил этот закон, упорно преследовали и, поймав, распинали. Любая форма воровства каралась таким же образом.

В центральной башне замка сёгун Нобусада и принцесса Иядзу, дрожа, притаились за тонкой ширмой, обняв друг друга. Их стража, прислужницы и двор были готовы немедленно покинуть замок и ожидали только разрешения опекуна. Повсюду в замке воины готовили глубокую оборону, другие седлали лошадей и навьючивали на них наиболее ценное имущество старейшин для отправки вглубь страны вместе с самими владельцами сразу же, как только начнется обстрел или Совету донесут, что войска противника высаживаются на берег.

В зале Совета на спешно созванной встрече старейшин Ёси говорил:

— Повторяю, я не верю, что они нападут на нас крупными силами или об…

— А я не вижу никаких причин ждать. Оставить замок — разумное решение, они могут начать обстрел города в любой момент, — перебил его Андзё. — Первая канонада была предупреждением с их стороны.

— Я так не думаю. По моему мнению, с их стороны это было лишь высокомерное возвещение о своём прибытии. Ни один снаряд не разорвался в городе. Флот не станет обстреливать нас, и я повторяю, завтрашняя встреча произойдет, как и было условлено. На этой встрече…

— Как вы можете быть так слепы? Если бы мы были на их месте и вы командовали этим флотом и обладали такой сокрушительной мощью, неужели вы колебались бы хоть одно мгновение? — Андзё был вне себя от гнева. — Ну, отвечайте.

— Нет, разумеется, нет! Но они не мы, и мы не они, и только с этих позиций мы можем управлять ими.

— Ваш образ мыслей непостижим! — Андзё в отчаянии повернулся к трем другим членам Совета. — Сёгун должен быть доставлен в безопасное место. Мы также должны уехать, чтобы продолжать управлять страной. Это все, что я предлагаю, — временное отсутствие. За исключением нашей личной охраны, все остальные самураи остаются, бакуфу остается. — Он снова обратил горящий взгляд на Ёси. — Вы можете остаться, если желаете. Сейчас мы будем голосовать: временное отсутствие одобрено!

— Подождите! Если вы сделаете это, сёгунат навсегда потеряет лицо, мы никогда больше не сможем контролировать даймё и их противодействие нам — или бакуфу. Никогда!

— Мы просто принимаем разумное решение! Бакуфу остается на месте. Как и все воины. В качестве главного члена Совета я имею право назначить голосование, поэтому голосуйте! Я голосую «за»!

— Я говорю «нет»! — сказал Ёси.

— Я согласен с Ёси-саном, — произнес Утани, низкорослый худой человек с добрыми глазами и высохшим лицом. — Я согласен, что, если мы уедем, мы навсегда потеряем лицо.

Ёси улыбнулся ему в ответ, Утани нравился ему — даймё земли Ватаса были старинными союзниками его клана, ещё со времен, предшествовавших Сэкигахаре. Он перевел взгляд на двух других членов Совета, тоже глав кланов рода Торанага. Ни один из них не посмотрел ему в лицо. — Адати-сама?

Наконец Адати, даймё земли Мито, маленький шарообразный человечек, нервно произнес:

— Я согласен с Андзё-самой, что нам нужно уехать, и сёгуну, разумеется. Но я также согласен и с вами, что тогда мы можем многое потерять, даже если многое приобретем. Со всем уважением я голосую против!

Последний старейшина, Тояма, седой самурай на середине шестого десятка — глубокий старик по японским меркам, — с отвисшими щеками, потерявший один глаз на охоте, даймё земли Кии, отец юного сёгуна, сказал:

— Меня совсем не беспокоит, останемся ли мы в живых или умрем и погибнет ли мой сын, нынешний сёгун, — его место всегда займет другой. Но меня очень беспокоит то, что мы отступаем только потому, что гайдзины бросили якорь у нашего берега. Я голосую против отступления и за нападение, я голосую за то, чтобы спуститься к морю и, если эти шакалы сойдут на берег, убить их всех до единого, невзирая на их корабли, пушки и ружья!

— У нас здесь недостаточно войск для этого, — возразил Андзё. Его мутило от этого старика и его воинственности, которую он так нигде и не доказал. — Сколько раз мне нужно повторять: мы не имеем достаточно войск, чтобы удержать замок и помешать им высадиться крупными силами. Сколько раз мне нужно повторять: наши шпионы доносят, что у них на кораблях и в Поселении две тысячи солдат, вооруженных ружьями, и вдесятеро больше в Гонконге и…