Стальные небеса - Ирина Владимировна Котова

мира, каким мы его знаем, ни Тафии, ни нас с тобой. Помнишь Алину, подругу Матвея? И моего ученика? Я должен помочь им, иначе они погибнут. А они должны помочь не погибнуть Туре.

Она замерла, вглядываясь в него. Слезы еще текли, и всхлипывать она продолжала — но без надрыва, уже смиряясь и отпуская, потому что все то, что должно было изливаться сейчас потоком, она выплакала за прошлые недели, ожидая этого часа. И вот она отстранилась, опустив голову.

— Лети в храм, — проговорила она тихо. — И возвращайся поскорее, Четери. Я не могу не отпустить тебя, но я хочу провести с тобой оставшееся время.

Чет, в теплых сумерках опустившись у обители Триединого, попросил одного из послушников, помогающих прихожанам на входе, найти в городе Вей Ши. Сам же дракон под белыми сводами прошел во внутренний двор, к храму, окруженному вишневыми деревьями. Храм был заполнен народом. Шла вечерняя служба — настоятель Оджи с священниками читали молитвы, сильно пахло ароматическими маслами, поблескивали кусочки слюды в мозаиках, изображающих богов, и в глазах статуи Триединого.

Чет, терпеливо дождавшись окончания службы, принял благословение от настоятеля, и, отведя его в сторону от расходящихся прихожан, рассказал, на чьей могиле стоит ныне Медовый храм Триединого и кто сейчас в другом мире движется к Туре. И предложил послать вслед за первым письмом дракона со вторым. Ибо дело срочное.

Смуглый тидусс, выслушав Владыку, побледнел — видимо, как и Чет, сложил в голове слова маленькой пророчицы и новую информацию. Не усомнившись и не спрашивая, откуда Владыке все это известно, пообещал не просто отправить письмо, а самому слетать на родину, в Медовый храм, чтобы убедить братьев немедленно приступить к молитвенному бдению в честь Черного Жреца.

Когда Четери попрощался и вышел из обители, на скамейке у входа его ждал Вей Ши. Лицо его было невозмутимым, но чуть частящее дыхание, краска на щеках и влажный лоб показывали, что совсем недавно он бежал по улицам Города-на-реке и боялся не успеть.

— Сегодня я ухожу. Надолго, — сказал Чет, присаживаясь рядом с ним и глядя на величественную, сизо-фиолетовую, утопающую в сумерках Тафию. — Заходи к Свете каждый день. Если что попросит, выполни.

— Ты мне как второй отец, Мастер, — тихо проговорил Вей Ши, — я и без твоего приказа не оставлю твою жену без помощи и защиты. Она добра ко мне, и раз дорога тебе, я буду о ней заботиться, как о матери. Но ты должен знать, что и я думаю уйти.

Четери весело покосился на него.

— Я и так это знаю, Вей Ши.

— Запретишь мне? — напряженно поинтересовался ученик.

Чет покачал головой.

— Нет, молодой тигр, я не давлю ростки, стремящиеся к солнцу. Слишком просто жить, когда запрещают или разрешают, когда решают за нас. Ученичество — это не только работа тела, но работа разума и души. Это умение выбирать — а как ты научишься делать выбор, если я буду решать за тебя? Послушание вредно без осознания. Ты решил когда-то, что ученичество у меня тебе важнее, чем гордость — способен решить, что важнее, и сейчас. И нести ответственность за свое решение, каким бы оно ни было.

Небо за их спинами совсем потемнело, а впереди багрово-желтый закат над великой Неру горел на полнеба, словно каленое железо опускалось в воду. Слева, на одном из холмов, светил огнями дворец. Чета ждала там Светлана, и он словно воочию увидел, как стоит она у окна, выглядывая его, и смотрит на темнеющее небо, что отсчитывает время до его отлета.

— Уходя, нужно не оставлять дела без внимания, поэтому я пришел к тебе, — продолжил Владыка. — Если не вернусь и не помогу вернуться тому, за кем иду, ты останешься единственным, кого я учил. Тогда, как закончится война, пойдешь к храму Красного и попросишь учить тебя, как учил он первого из Мастеров. И потом, прежде чем взойти на трон, передашь умение ученикам. И моему сыну, если рука его будет крепкой. Линия Мастеров клинков не должна прерываться, Вей Ши.

Наследник склонил голову, принимая обет.

— А если и я погибну? — неохотно спросил он.

— Я оставлю в камне ворот дворца два клинка, — проговорил Владыка, мечтательно улыбаясь. — Не оскудею. Заговорю обрядом, которому научил меня мой Мастер, будут на них надписи, что доставшему делать дальше. Любой сможет попробовать вытащить их, а осилит — сильнейший. Станут они тогда частями его ауры, и будет он знать, что надо просить у Воина уроков. А если я вернусь, то сам продолжу учить тебя и других учеников, но клинки во вратах оставлю: тот, кто вытащит их, сможет тоже стать моим учеником.

— Я в детстве слышал такие сказки, — кивнул Вей Ши невозмутимо. Но глаза его светились почти детским любопытством.

— Нет ничего более реального, чем сказки, — усмехнулся Четери и встал. — Пора мне, молодой Ши.

На обратном пути он опустился у врат дворца. Вырезал одним из лезвий надпись на камне слева от кованых створок и, прошептав короткий заговор, крест-накрест воткнул под нее клинки. Засветились они в темноте, погружаясь, и погасли — только рукоятки и остались налитыми голубоватым сиянием. Четери подергал их, довольно хмыкнул — все сработало как надо, теперь и он сам не сможет достать их, только тот, кто достоин стать его учеником. А затем пошел к Светлане.

Она действительно ждала его у окна, уставшая, с печальными глазами, поникшая — и Чет вместе с ней еще заглянул к ее родителям, чтобы коротко попрощаться.

— Эх, — крякнул разволновавшийся Иван Ильич, выслушав собравшегося на войну зятя, — так это, ты хоть винцом бы новость смягчил! Тяжело насухо-то, может… — он осекся под выразительным взглядом жены.

— Оставляешь Свету одну, — сурово сказала Тамара Алексеевна. — А ей рожать меньше чем через два месяца. Не подождут подвиги-то твои?

— Мам! — дрожащим голосом вступилась Светлана.

— Не подождут, матушка, — кротко сказал Чет, которому прощания эти были тягостны, но обязательны из почтения к родителям. Мама Светы, несколько секунд посверлив его взглядом, вздохнула, поманила к себе, заставила склониться и поцеловала в лоб.

— Пусть тебе помогут боги, — сказала она и взволнованно всхлипнула. — Ты только вернись. Света с тобой счастлива, и хоть я сначала была против, ты мне доказал, что не нужно ей лучшего мужа, Четери. Ты хороший человек, и мы с Ваней тебя полюбили как родного.

— Да-а, — подтвердил Иван Ильич, потер костяшками пальцев покрасневшие глаза, посмотрел на жену, на Свету, едва удерживающуюся от рыданий, и посоветовал дракону: — Ты иди, иди. Иначе тут такой слезоразлив