Тевтонский крест - Руслан Мельников

Поляки воспользовались этим.

Впереди скакал Янек. Дружинник действительно знал Вроцлав как свои пять пальцев и легко ориентировался в огне и дыму. За Янеком, указывающим кратчайшую дорогу к цитадели, следовали остальные.

Освальд — в середине. Добжинец находился на грани очередного обморока, так что лапища верного Збыслава постоянно поддерживала пошатывающегося рыцаря.

Несколько раз позади слышался шум погони, но степняки неизменно отставали и терялись в лабиринтах узких задымленных улочек.

— Не стреляйте! Не стре-ляй-те! — Янек начал кричать еще прежде, чем из дыма возникли очертания стен цитадели. Кричал он громко, кричал по-польски. Видимо, лишь по этой причине защитники городского кремля не засыпали их стрелами.

Отряд вылетел на рыночную площадь перед вроцлавским замком. Безлюдное пространство, мощенное камнем. Перевернутые прилавки. Брошенные телеги с товаром… Над площадью — зубчатые стены, приземистые башенки, шпили городской ратуши и собора. Цитадель отделяют от города вал и ров с затхлой застоялой водой. В валу — проем. Через ров перекинут шаткий бревенчатый мостик, уничтожить который можно в два счета, сбросив сверху хорошую каменюку или бревно. Ага, бревнышко-то уже заготовлено — вон оно, висит на выступающих крючьях прямо над мосткам! К крючьям привязаны веревки. Все они тянутся бойницам. Понятно… Дерни за веревочку — мост и обрушится.

Пока веревочку не дернули. Не успели. Или специально ждут дуралеев, которые полезут под бревно чтоб уж вместе с ними… Хлипкое сооружение, переброшенное через ров, вело к массивным и — увы — запертым воротам: кондовый дуб, щедро обитый медью. Не всякий таран такие высадит.

Ворота манили…

— Не стреляйте! — еще раз прокричал Янек. Лошади ступили на мостки.

— Кто такие?! — гаркнули со стен.

Бурцев глянул вверх. Судя по количеству стрел высунувшихся из бойниц, их держали на прицеле как минимум десятка два арбалетчиков и лучников. Да бревно, что со скрипом покачивалось над головой, здорово нервировало.

— Не стреляйте! — в очередной раз подал голос Янек. — Поляки мы!

Между каменных зубцов возникла чья-то массивная фигура. Воин в клепанном из железных полос шлеме перегнулся через стену:

— Откуда? С какого участка стены? Почему так задержались?

Горластый человечище… Глашатаем небось работает.

— С нами раненый рыцарь! — пробасил Збыслав. — Мы не из Вроцлава!

Ну конечно… «Сами мы не местные…» Бурцев досадливо сплюнул. Зря ты это, Збыслав. Лучше уж приикинуться своими — глядишь, — быстрее впустят.

— Как сюда попали?!

— А через как! — не выдержал оруженосец. — Сожгли татарские пороки и по городу — во весь опор. Видишь, кони в мыле — еле на ногах держатся. И люди, между прочим, в седлах тоже.

— Вы?! Сожгли?! Мы думали, это Божья кара…

— Хватит лясы точить! — рявкнул Збыслав. — Открывай ворота! За нами погоня.

— Как же! А почем я знаю, кто вы та…

Вроцлавец вдруг вскрикнул. Совсем не тем громовым голосом, которым только что вел переговоры, а каким-то тонким, писклявым. Содрогнувшись всем телом, он сорвался со стены. Упал переговорщик на самый край рва, сломав длинную татарскую стрелу, торчавшую из груди. Еще две стрелы вонзились в дубовые ворота. Следующая повалила в ров молодого дружинника Янека. Еще одна царапнула по ноге Збыслава.

Стрелы засвистели и сверху. Били, правда, защитники цитадели пока не в столпившихся под стенами партизан, а в появившихся на рыночной площади всадников.

Бурцев поднял голову, закричал что было сил:

— Именем дочери малопольского князя Лешко Белого, откройте ворота!

Фраза эта вырвалась у него сама по себе. Но, кажется, именно она была в данной ситуации заветным «сим-сим откройся».

На стенах — крики, суета. Заскрипел тяжелый засов.

— Именем княжны Агделайды Краковской, открывайте! — подхватил Янек.

И — о чудо! Створки ворот приоткрылись. Ровно настолько, сколько требовалось, чтобы между ними смог протиснуться человек на лошади. Партизаны двинули коней по шаткому мосту.

Завидев щель в крепостных воротах, татаро-монгольские стрелки с визгом и гиканьем бросились в атаку. Но к стенам цитадели из пылающих городских кварталов подтянулось еще слишком мало кочевников. Силенок для решительного штурма пока не хватало, а потому лишь несколько вражеских всадников смогли прорваться сквозь град стрел.

Бурцев въехал во вроцлавскую цитадель последним. Услышал, как позади застучали о дерево мостков копыта резвых степных лошадок. Потом с грохотом обрушилось подвешенное на крючьях бревно.

Мост развалился, подняв тучи вонючих брызг. Вместе с его обломками в грязный ров упали два монгольских конника. Остальные кочевники спешно отступали обратно — за рыночную площадь.

Как только Урода влетела на крепостной двор, громыхнул засов. Ворота заперты. Спасены!

Бурцев соскочил с лошади, огляделся. Спасены ли? Обступившие партизан люди не спешили прятать обнаженного оружия. Безрадостные, уставшие, черные от грязи и копоти лица вроцлавцев смотрели хмуро, в глазах читалась злость и обреченность загнанного в ловушку зверя. Горожане, что, отступая от внешних стеь к внутренней цитадели, собственноручно жгли родньк улицы, не производили впечатления приятных собеседников.

— Кто здесь главный?! — обратился к угрюмый воинам Збыслав. — У нас раненые, нужна помощь.

Из толпы защитников Вроцлава вышел широкоплечий и широколицый человек в неброских, но добротных доспехах. Прочный островерхий шлем, кольчуге со стальными пластинами на груди, большой прямоугольный щит для пешего боя, чуть изогнутый — прообраз знаменитой польской сабли — меча.

— Члены городского совета, главы купеческих и ремесленных гильдий, а также вроцлавский епископ покинули город, как только стало известно о прибли жении богопротивного Измайлова племени, — пробасил незнакомец. — Князь Казимир Куявский, гостивший здесь с позволения нашего господина силезского князя Генриха Благочестивого, тоже отбыл. Поэтому никого главнее меня вы в этой крепости не найдете.

Партизаны молча воззрились на незнакомца, и тот продолжил после непродолжительной паузы:

— Меня зовут Бенедикт. Я воевода вроцлавского гарнизона. А кто вы такие?

Бенедикт обращался к Освальду, безошибочно распознав в кучке чужаков единственного рыцаря.

Добжинец при помощи Збыслава кое-как сполз с седла. Говорил он тихо, поддерживаемый верным оруженосцем. И все же в его кратком ответе прозвучало неистребимое достоинство истинного польского шляхтича:

— Я — Освальд Добжиньский. Со мной мои люди.

Бенедикт нахмурился:

— Наслышан о твоих лесных разбойниках, Освальд из Добжиньских земель.