Сверхнормальные. Истории, которые делают нас сильнее - Мэг Джей

* * *

К тому времени как Джесси перешла в старшие классы, она чувствовала, что использует свой мозг дома намного больше, чем в школе. С понедельника по пятницу она выходила из автобуса, отпирала входную дверь и начинала сканировать пространство дома, выискивая подсказки относительно того, чего ей стоит ждать остальную часть дня. Одного быстрого взгляда в сторону Шарли Джесси было достаточно, чтобы понять, что будет дальше. Расслабленный зрительный контакт означал, что Шарли всем довольна либо что ей что-то нужно от Джесси, и, следовательно, можно рассчитывать на то, что сестры проведут день на кухне, вместе собирая по полкам и шкафчикам ингредиенты для приготовления печенья или наскребая по дому мелочь для заказа пиццы. Сосредоточенный взгляд, сопровождавшийся расширенными ноздрями, означал, что Шарли что-то скрывает или о чем-то собирается солгать, и это заставляло Джесси ломать голову, какой беды ей следует ждать. А опустошенный взгляд или упорно опущенный взор означали, что старшая сестра явно не в духе, так что Джесси лучше сразу запереться в своей комнате, как советовала мама.

Джесси провела много дней, запершись в спальне, делая домашние задания и читая книги. Именно тогда девочка открыла для себя мир греческой мифологии и, в частности, прочитала об Афине, помощнице героев, древнегреческой богине мудрости и войны. Джесси была очарована этим персонажем, который управлял скорее мозгом, чем мускулами, богиней, которая понимала силу стратегии. Джесси знала, что никогда не станет больше или сильнее Шарли, но, возможно, ей удастся перехитрить сестру. Особенно потрясла Джесси такая деталь: Афину часто изображали с совой, сидящей на руке. «Совы мудрые существа. А еще они могут поворачивать голову во все направления и хорошо видят ночью, — говорит Джесси. — И мне нужно было быть такой, потому что обычно вечера в моем доме были еще хуже, чем дни».

Вопреки тому, что говорила мама, проблемы Джесси никак не решались. Шарли становилась старше, и теперь ссоры и драки вспыхивали уже не по поводу картофельных чипсов или телевизионных каналов, а по поводу прогулов школы или воровства денег. Шарли могла швырнуть в стену стакан, чтобы положить конец разговору, который ей не нравился. Хотя, справедливости ради надо сказать, чаще до этого не доходило, сестра ограничивалась в основном шлепками ладонью и ударом кулака. Когда мать задавала ей вопрос об опустошенном кошельке, Шарли в мгновение ока набрасывалась на нее с кулаками — на маму, а не на Джесси, — загоняла в спальню, запирала дверь и начинала избивать наедине. Глухие удары кулаков по маминому телу приводили Джесси в ужас и заставляли чувствовать себя виноватой. Охваченная паникой от ощущения своей беспомощности и ответственности, девочка кричала с другой стороны двери: «Мама! Мама, с тобой все нормально? Шарли, не бей маму! Перестань бить маму! Мам, открой дверь!»

А когда мама угрожала вызвать полицию, Шарли запиралась в ванной и кричала, что убьет себя. В такие вечера Джесси никогда не стояла перед дверью и не просила сестру не делать этого. Она сидела за кухонным столом, учила теоремы или запоминала страны и столицы для урока всемирной истории, а про себя твердила, обращаясь к сестре: «Сделай же это! Пожалуйста, сделай наконец то, что обещаешь». Иногда Джесси думала даже о том, чтобы положить яд на зубную щетку Шарли, только она не знала, какой нужен яд и где его взять.

Ночью мама спала с кошельком под подушкой, а Джесси спала в одной кровати с Шарли. Когда Шарли была в хорошем настроении, девочки болтали и смеялись в постели, как настоящие сестры, и это совершенно сбивало Джесси с толку, потому что ей казалось, что она защищает себя и одновременно себя же предает. Тогда Джесси не знала, что именно так ведут себя несломленные духом заключенные[344]. Они ищут способы радоваться жизни, даже если основную часть времени заняты выживанием или поиском способов побега. Когда у Шарли было плохое настроение, она рисовала маркером линию посередине простыни и предупреждала сестру: «Пересечешь эту линию, я ударю тебя ножницами». И Джесси научилась спать строго на своей стороне кровати, всегда отвернувшись от Шарли, с одной ногой, свисающей на пол. Прикасаясь ногой к своей части кровати, она могла быть уверена, что не перекатится во сне на сторону сестры.

Джесси часто боялась, что ночью Шарли убьет ее — или маму, — поэтому приучила себя бодрствовать; девочка готовилась защищаться, глядя на светящиеся цифры цифрового будильника, стоявшего на тумбочке. Она старалась засыпать последней в доме и для этого, ложась спать, ставила перед собой задачу: увидеть раз в час определенные цифры. Сначала 10:11. Затем 11:12. Затем 12:34. Девочка лежала и представляла себя богиней Афиной — или ее совой, — и к концу школы могла, поставив перед собой цель, не засыпать до 1:23, а потом даже до 2:34. Утром, когда сестры просыпались, Шарли вела себя как ни в чем ни бывало, а Джесси чувствовала себя так, будто не сомкнула глаз ни на минуту, что, собственно, почти так и было.

* * *

Со временем Джесси начала понимать, что она не такая, как все. Девочка была уверена, что ее дом чем-то очень отличается от остальных, потому что, когда она осторожно делилась с друзьями подробностями своей жизни, в ответ, как правило, слышала небрежное: «Да, мой старший брат тоже настоящий придурок» или «Мы с сестрой тоже только и делаем, что деремся из-за косметики и разного другого». После такой реакции Джесси понимала, что лучше не продолжать. Но девочка и себя чувствовала другой. Ей казалось, что ее подход к жизни более стратегический, чем у друзей, и, пожалуй, она была права. «Моя жизнь напоминала шахматную игру, в которой я постоянно училась и набиралась мастерства, — вспоминает Джесси. — Если я сделаю это, ты сделаешь то; если ты сделаешь то, я должна сделать это». Она настолько привыкла к тому, что Шарли крадет ее вещи, что у нее сложилась привычка делать своего рода мысленные фотографии комнат в том виде, в каком они были, когда она уходила из дома; если по возвращении что-то отсутствовало или было не так, Джесси сразу же это замечала.

Понятно, что большинство детей с устойчивой психикой ничего не знают о миндалевидном теле и не могут объяснить свои необычные невербальные навыки или то, как им удается быть начеку весь день, а иногда и ночь напролет. Таких детей не меньше, чем остальных, озадачивает собственная удивительная способность понимать, что все идет «не так, как надо», и автоматически реагировать на любые сигналы об опасности, даже иногда не осознавая, что они их замечают. Они сами недоумевают, как им удается распознавать гнев и угрозу раньше других, и в результате у них формируется странное, сильное и тяжелое чувство — как минимум иногда, — что они способны предвидеть будущее.

Нередко единственный доступный способ понять природу своей сверхчувствительности — связать себя с каким-либо персонажем, обладающим аналогичным даром. Подобно Джесси, ассоциировавшей себя с богиней Афиной и ее совой, некоторые сверхнормальные люди видят свое сходство с такими героями, как Супермен с его рентгеновским зрением или Человек-паук с его по-паучьи чувствительными органами чувств. Другие находят похожие черты в великих детективах, например в Шерлоке Холмсе[345] (в том числе не кто иной, как Стэн Ли, создатель Человека-паука). Ведь они тоже используют свою экстраординарную наблюдательность для того, чтобы находить в окружающем мире подсказки и разгадывать секреты, которые не под силу разгадать другим. «Когда я был младше, моим любимым супергероем был Шерлок Холмс, — рассказывает Ли. — Шерлок поистине экстраординарная личность. Для меня он был таким же необыкновенным, как любой другой супергерой»[346].