Краткая история насекомых. Шестиногие хозяева планеты - Александр Храмов

Все изменилось благодаря немецкому типографу Иоганну Зенефельдеру, который в 1798 г. изобрел литографию – технику плоской печати на основе каменной матрицы. Вместо того чтобы процарапывать или вырезать изображение, литограф рисует его на поверхности камня жирным карандашом. После нехитрой химической обработки жирные участки, оставшиеся от карандаша, впитывают типографскую краску, наносимую валиком, тогда как на остальной поверхности краска не задерживается. Матрицы для литографской печати создаются гораздо быстрее, чем гравюры, а после использования каменную плиту зачищают и снова пускают в дело – не нужно дорогостоящих медных досок. Кроме того, с помощью нескольких литографских камней можно последовательно наносить на лист бумаги большие цветовые пятна разных оттенков, что идеально подходит для создания цветных картинок. Благодаря изобретению Зенефельдера на Западе в XIX в. произошла настоящая «революция в иллюстрации», как выражается британский профессор Майкл Тваймен, специалист по истории литографии. Изображения, печать которых стала дешевой как никогда, заполонили книги и прессу, как грибы после дождя стали появляться иллюстрированные еженедельники…

Зенефельдер был уроженцем Баварии, и вскоре после первых опытов с литографической печатью он отправился в поездку по этому курфюршеству, чтобы найти поставщиков подходящего камня для своего типографского предприятия. Поиски привели его в карьер близ городка Зольнхофен, где со Средних веков вырубали известковые плиты, шедшие на укладку церковных полов. Гладкий, мелкозернистый зольнхофенский известняк – его позднее стали называть также литографским сланцем – полностью удовлетворил Зенефельдера, и он вернулся домой, в Вену, где тогда располагалась его типография, с несколькими сотнями каменных плит. Так было положено начало масштабной разработке зольнхофенского известняка, который стали экспортировать из Баварии не только в соседние немецкие княжества, но и в другие страны. В результате спрос на него взлетел до небес: в одном американском справочнике начала XX в. можно прочесть, что «практически весь литографский камень, используемый в мире, добывается в окрестностях маленькой баварской деревни Зольнхофен».

Многометровые пласты зольнхофенского известняка сформировались около 150 млн лет назад, в конце юрского периода. Происходило это на дне морской лагуны, где медленно оседала мельчайшая известковая муть, образующаяся в результате разрушения близлежащих коралловых рифов, – именно поэтому зольнхофенский камень такой гладкий и ровный. Падающая на дно муть погребала под собой морских животных – рыб, ракообразных, медуз – и изредка обитателей суши, унесенных в море ветрами или течениями. С ростом добычи литографского камня в XIX в. палеонтологические находки из Зольнхофена хлынули рекой. Сейчас, когда весь мир перешел на технологии цифровой печати и разработка литографского камня прекратилась, этот поток находок иссяк, хотя некоторые карьеры открыты для туристов, где за несколько евро вы можете попробовать себя в роли искателя окаменелостей. Но не обольщайтесь: зольнхофенский известняк по большей части девственно чист, как листы бумаги, на которых с его помощью когда-то делали оттиски. Можно провести в карьере с молотком целый день и не встретить даже маленькой рыбки. Чтобы найти хоть что-то стоящее, надо вырубить из каменной стенки и обследовать сотни известковых плит. Так что если бы не масштабнейшие карьерные разработки, подстегнутые революцией в типографском деле, все палеонтологи, вместе взятые, не обнаружили бы в Зольнхофене и сотой доли того, что там было найдено.

* * *

Самой знаменитой из зольнхофенских находок стал, без сомнения, пернатый динозавр археоптерикс, обнаруженный в 1861 г., спустя всего два года после публикации «Происхождения видов» Чарльза Дарвина. В качестве предполагаемого переходного звена между рептилиями и птицами он, как известно, немало поспособствовал укреплению авторитета эволюционной теории. Много в Зольнхофене было обнаружено и насекомых, главным образом крупных и хорошо летающих, таких как стрекозы, – другие над открытым морем кружить не осмелятся. Среди них ученым встретились и странные крупнокрылые создания, внешне напоминающие бабочек. Немецкий геолог и палеонтолог Иоганн Вальтер, к которому в 1904 г. впервые попало такое насекомое, по жилкам на крыльях верно определил, что оно относится не к бабочкам, а совсем к другому отряду – сетчатокрылым (Neuroptera). С подачи Вальтера этих существ стали именовать каллиграмматидами (Kalligrammatidae). В наши дни сетчатокрылые представлены муравьиными львами, златоглазками и еще дюжиной семейств, но бабочковидных форм среди них нет. Так что каллиграмматиды, которых также называют «бабочки мезозоя», были вымершей, тупиковой ветвью эволюции этого отряда.

Гуляя по Палеонтологическому музею им. Ю. А. Орлова в Москве, посетители порой останавливаются перед витриной с ископаемыми насекомыми. «Смотри, бабочка!» – восклицают дети, дергая за руки своих мам. И действительно, перед ними, впечатанная в камень, лежит крылатая красавица, напоминающая очень крупную крапивницу со сложенными крыльями. Но внешнее сходство обманчиво. На самом деле это каллиграмматида Meioneurites spectabilis – один из лучших экземпляров этого семейства, который был обнаружен в 1966 г. отечественными палеоэнтомологами в верхнеюрском местонахождении Каратау в Казахской ССР (рис. 8.1). Находка каллиграмматид в Центральной Азии, в тысячах километрах от Зольнгофена, стала небольшой сенсацией. Оказалось, что эти бабочковидные создания в мезозое обитали по всей Евразии. Позднее каллиграмматид обнаружили и в других странах: в Китае, Англии, Испании, и даже в другом полушарии – в Бразилии. Всего эта группа просуществовала около 70 млн лет – с ранней юры и почти до середины мела, причем с момента исчезновения последних каллиграмматид до появления первых дневных бабочек прошло не менее 50–60 млн лет.

В мезозое отряд чешуекрылых (Lepidoptera), к которым относятся бабочки, был представлен невзрачными мелкими мотыльками, очень похожими на своих ближайших родичей – ручейников. У многих из них даже не было хоботков – древнейшие чешуекрылые довольствовались примитивным ротовым аппаратом грызущего типа. Поэтому герой уже упоминавшегося рассказа Рэя Брэдбери, охотясь за тираннозавром, мог раздавить разве что небольшую моль, но никак не очень красивую золотистую бабочку, о которой идет речь в этом произведении. Нимфалиды, голубянки, белянки и прочие дневные булавоусые бабочки, украшающие наши луга и энтомологические коробки, не застали эру динозавров. Возраст самых древних бабочек, найденных на датском острове Фур, составляет 54–56 млн лет, что на 10 млн лет меньше, чем возраст последних остатков динозавровой фауны. Рядом с динозаврами порхали не бабочки, а каллиграмматиды, которые задолго до своих воспетых поэтами преемниц – и абсолютно независимо от них – обзавелись целым рядом сходных признаков.

Не считая очертаний тела, самое яркое сходство каллиграмматид и дневных бабочек – это парные глазчатые пятна, красующиеся на крыльях у тех и у других[147]. Вспомним о бабочке павлиний глаз, в названии которой отражена эта особенность. Многие каллиграмматиды могли похвастаться не менее впечатляющими разноцветными «глазами», имитировавшими зрачок, белок и радужную оболочку настоящего глаза. Натуралисты всегда подозревали, что глазчатая окраска современных бабочек выполняет защитную функцию: когда бабочка раскрывает крылья, перед подлетающей птицей словно возникает морда какого-то крупного животного. Птица приходит в замешательство, а бабочка уже далеко. Но находились и скептики, уверявшие, что отпугивающий эффект создается просто общей контрастностью рисунка, а сходство пятен с глазами позвоночных – субъективный домысел человека, не имеющий ничего общего с тем, как бабочек воспринимают их естественные враги.