Чеченский народ в Российской империи. Адаптационный период - Зарема Хасановна Ибрагимова

работу в Терской области начал с замещения местных уроженцев на должностях наибов (начальников участков) строевыми офицерами. Окончательное вытеснение горского управления стало уже вопросом времени. Всё более проявлялся антинародный характер «военно-народной» системы. С сентября 1866 года наместнику дано было право на должности наибов, на которые по существовавшим штатам должны были назначаться офицеры из горцев, назначать офицеров регулярных и казачьих войск[509]. В Российской империи, согласно законодательству, запрещалось на гражданские должности, замещаемые по определению правительства, назначать военных. Однако, в виде исключения, военные чины допускались к работе на гражданских должностях в Кавказском крае и Финляндии[510].

С 1874 года условием поступления на государственную службу стало отбывание воинской повинности[511]. Чеченцы никогда не отбывали воинскую повинность и уже в силу этого им был закрыт доступ к административным должностям. С 1887 года чеченцы, взамен обязательной воинской службы, были привлечены к платежу нового налога, размер его не превышал 22 копеек с «дыма»[512].

Местное начальство не считало возможным предоставить даже право выбора аульных старшин, так как «не находило достаточных ручательств, чтобы оно не повлекло за собой важных неудобств в деле управления горцами»[513]. Основу всей политики администрации в горских районах Северного Кавказа составляли формировавшиеся в течении многих десятилетий представления о неполноценности и наличии варварских наклонностей у горских народов, ставшие идеологической подоплёкой воинствующего национализма, оправданием крайнего произвола и жестоких мер против горских народов[514]. Начальник Терской области — генерал-лейтенант Михеев был не лучшего мнения о кавказских туземцах. Он говорил: «В Терской области, с её разноплемённым и склонным к преступности туземным населением, создаются такие условия, при которых усилия администрации направлены главным образом к беспрестанной борьбе с разбоями и грабежами»[515].

Администрация поощряла казаков на неограниченный произвол в отношении горцев. Более того, такое представление о горцах давало возможность прикрывать казакам и другим русским свои преступления, сваливая их на потенциальных разбойников и грабителей. Коста Хетагуров писал: «…В поголовном разорении сотен и тысяч ни в чём не повинных семейств из-за одного подозрения, что в их среде скрывается несколько негодяев, может истощиться не только туземное, но и истинно христианское много терпение»[516]. Административная власть, снабжённая правом утверждать судебные приговоры, не всегда могла точно и строго определить характер действий, признаваемых наказуемыми, в следствии невольно субъективного отношения к явлению, кажущемуся ей опасным или безопасным по административным соображениям. Граф Воронцов-Дашков считал, что «…среди местного населения найдётся вполне достаточно лиц, могущих с достоинством и на пользу правосудия отправлять обязанности присяжных заседателей по делам общеуголовного характера». Наместник осуждал приёмы руссифицирования края, практиковавшееся в течении 25 лет и принесшее, по его мнению противоположные их цели результаты. Он предлагал предоставить региону право свободно развивать свою экономику и духовную сферу на началах самостоятельности, что в свою очередь, по его мнению, должно было привести к теснейшему слиянию Кавказа с центром Российской империи[517].

Организация сельского общественного управления на Кавказе, как она сложилась на практике, совершенно не соответствовала идее самоуправления. Образованное по образцу крестьянского управления во внутренней России, кавказское сельское управление совмещало в себе функции как волостного, так и сельского правления. Данные условия превратили старшин и писарей в начальников, бесконтрольных и независимых от сельских обществ. Таким образом в сельском управлении беспрепятственно развивались беззакония, произвол, лихоимство, в ещё более широких размерах, чем в волостных управлениях Европейской России[518].

Сельское общество являлось самой низшей территориально-административной единицей в Терской области. Вся жизнь сельской общины регламентировалась «Положением об аульных общинах и горском населении Кубанской и Терской областей и их общественном управлении», согласно которому в 60–70-х годах XIX века была перестроена административно-судебная структура округа[519]. Общинное самоуправление состояло из сельского схода, сельского правления и сельского суда. Количество штатных должностей определялось сельским сходом. Старшины выбирались или назначались сверху. Обычно кандидаты в сельские старшины подбирались начальниками участков и утверждались начальником Терской области. Они допускались к исполнению обязанностей после принятия присяги в окружном управлении. В тексте присяги указывалось на беспрекословное исполнение старшинами всех поручений и требований администрации[520]. Старшине села присваивалось звание урядника, начальнику участка — звание штабс-капитана. Должность начальника округа соответствовала званию полковника, а начальника области — воинскому чину генерал-лейтенанта[521]. Старшина села назначался на 3 года. Сельские суды оказались всецело в руках полиции, при посредстве сельских властей и перестали удовлетворять действительным потребностям населения[522]. Очень часто важные решения сельского схода по земельному вопросу царская администрация отменяла под предлогом того, что якобы земли, на которых живут горцы, не собственность даже общины, а казённые, переданные им во временное пользование, и подобные решения вправе принимать только царская администрация[523]. Сельские старшины существовали и в имамате Шамиля где они, как и при царской власти либо избирались, либо назначались в порядке очередности. О функциях этих старшин мы, по существу, уже ничего не знаем, кроме того, что на их обязанности лежало наблюдение за исправным отбыванием повинностей[524]. В первые послевоенные годы в помощь участковым начальникам и наибам назначались старшины и их помощники. Старшины обязаны были знать о всех случившихся происшествиях и отвечать перед начальством за всё, о чём не донесли своевременно. В случаях требования наиба или другого руководства, они должны были явиться на службу вооружёнными. За выполнение этой службы старшины и их помощники, согласно особому расписанию, получали жалованье от 5 до 20 рублей в месяц[525]. Важным мероприятием на пути установления однотипных с Россией порядков было введение назначения старшин. С 1886 года сельские старшины стали преимуще ственно назначаться и сниматься областной администрацией[526]. Царское правительство поощряло наделение аульных старшин лучшими землями. В Чечне им выделялось по пять частей пашни — 30 десятин, аульные секретари получали до 75 десятин земли[527].

Положением 1888 г. об управлении Терской и Кубанской областями устанавливалось узко-кастовое военно-казачье управление, без участия в нём не только представителей горских племён, но и не казачьего элемента. Этим положением туземцы ставились вне действия общих законов. Даже сельское самоуправление было парализовано институтом назначаемых по усмотрению начальства старшин[528]. Недовольство аульных обществ своими старшинами было почти повсеместно[529]. Сельскими старшинами руководили участковые начальники, которые в свою очередь подчинялись окружным начальникам. Начальник округа избирался командующим войсками Кавказского военного округа по представлению начальника области из лиц военных штаб-офицерских чинов[530].

Обычно начальник округа назначался в чине полковника или генерал-майора. Окружным(уездным) начальникам присваивались все права и обязанности, принадлежавшие